Герасим обследовал свою зону обстоятельно. Со стороны можно было подумать, что он разыскивает на галечнике чьи-то следы. Впрочем, так оно и было, только сам Герасим не догадывался, что идет по следу далекой геологической истории. Отобранные для пробы гальки и крупные обломки он складывал кучками, так что таскать с собой почти ничего не приходилось. И все же, к концу опробования в руках у него был почти наполненный пробный мешок.
А там что? спросил его Нюкжин.
Мелочь всякая, уклонился Герасим. Я возьму ее себе.
Нюкжин возражать не стал, сердоликов оказалось не на одну, а на две, даже на три пробы.
Утром подготовишь ящики к отправке, сказал он Герасиму. А мы съездим на тот берег, надо еще успеть осмотреть обрыв.
Он не был уверен, что вертолет прилетит, но знал: быть готовым к его прилету надо!
Утро выдалось погожее, солнечное. Лодки с вечера оставили на берегу, у кромки воды. Теперь они отстояли от воды метра на полтора-два. Бечевник еще темнел не просохшей полосой.
«Вода падает, подумал Нюкжин. Пока лагерь на косе это не плохо».
Вторжение людей из внешнего мира настроило на «мирские» воспоминания. Но, мало-помалу, возвращалось ощущение, что они снова одни, что работа продолжается, что завтра надо снимать лагерь с приветливой Сердоликовой косы и плыть дальше, в неизведанное. И они притихли. Каждый думал о своем.
И следующий день настал. Легли на землю палатки, лишенные подпор. Убрались в чехлы спальные мешки. Лишь над костром еще висел чайник и суповая кастрюля, их освободят перед самым отъездом.
Полешкин и Андрей готовили лодки к отплытию. Не так просто загрузить резиновую лодку, особенно если поклажа изменила вес и объем. Герасим укладывал каждую вещь отдельно, выбирая для нее свое место и примеряя по несколько раз.
Нет, не годится, он отстранил поданный ему ящик. Дай-ка, вон тот куль. Что там?
Мясо.
Полешкин посмотрел на ополовиненный мешок, на Нюкжина, потом сказал:
Ну вот! Пора еще одного заваливать.
Сказано было слишком категорично. Того, что оставалось могло хватить надолго. Но что верно, то верно: присутствие гостей для запасов мяса оказалось чувствительным. Да! Все ели мясо, принимали его в дар, везли в поселок, и никто /!/ не спрашивал: как его добыли?
Наконец лодки осели от груза. Пообедали. Суп, вареное мясо с макаронами, чай. Андрей еще намазал толстый ломоть хлеба печеночным паштетом.
Последнее. Что каплю оставлять? сказал он, как бы оправдываясь.
Ешь, ешь подбодрил его Герасим. Все меньше груза.
Так он же сам становится тяжелей, сказала Светлана.
Ничего, зато лишнего места не занимает.
Они шутили. Обычное дело, когда все ладно.
Готовы? Спросил Нюкжин.
Порядок!
Тогда по местам!
Полешкин, Ася и Светлана сели в лодки, Нюкжин и Андрей задерживались. Андрей ждал, когда первые лодки отплывут, полагалось держать определенную дистанцию. А Нюкжина задержало красное пятно под ногой. Сначала он подумал, что Ася мыла мясо и испачкала камень. Потом вспомнил, что кухня от лодок далековато, да и прибрежная полоса обсохла только ночью.
Он нагнулся. То был сердолик-кровавик, прекрасный экземпляр с полуладонь. Ополоснул его и поверхность высветилась сложным кольцевым узором.
«Вот так, подумал Нюкжин. Красоту ногами топчем».
Но красота камня тревожила. Сердолик кровоточил в руке, как открытая рана. И Нюкжин вспомнил, как Полешкин вскрывал брюхо сохатого.
Агат
«Суть проблемы не в том, что человек добывает пропитание, а в том К А К он его добывает?!» подумал он.
А Герасим, словно почувствовал, что о нем, спросил:
Что там?
Сердолик. Красивый.
На других косах тоже будут.
Вероятно. Но этот памятный.
Нюкжин сунул находку в карман, столкнул лодку на воду и занял место на корме. Прощальным взглядом окинул берег. Да! Прекрасная была жизнь на Сердоликовой косе. Природа воздала им за старое, за новое и за три года вперед! Но не слишком ли бездумно пользуется человек дарами Природы?
А солнце уже кружило над головой, било в глаза, светило в затылок, заходило сбоку река крутила, путала, и он сосредоточился на маршруте.
По солнечной сердоликовой реке, вдоль солнечных сердоликовых кос они плыли к высоким обрывам в рыхлых породах, которые, по мнению Лугового, являлись продуктом переотложения коры выветривания. Но мнение это предстояло еще или утвердить, или опровергнуть.