Пока Герасим подключал рацию и настраивался на нужную волну, Нюкжин набросал короткий текст. Сообщил, что на косе оставят лабаз с пробами. Запросил: возможен ли попутный рейс завтра? Если «да», то пусть доставят хлеб, масло, пол мешка сахара и тарные ящики. Но ждать они не могут.
Герасим поймал волну базовой радиостанции и, выждав момент, послал в эфир свои позывные. Выслушал что-то и снова застучал ключом. Его лицо стало сосредоточенным и отрешенным.
Нюкжин не мог знать, о чем они переговариваются, но потому, как Герасим считывал текст радиограммы, догадался, что связь с базой установлена.
Но вот Полешкин переключил приемо-передатчик на микрофон.
РСГТ! РСГТ! Здесь РЗПС! Как слышите? Прием!
Здесь РСГТ! Слышу нормально, ворвался в тишину палатки голос Прохорова. Что у Вас еще? Прием.
РСГТ! Небольшое уточнение. Мясную тушенку не надо. Категорически. Лучше новый комплект батарей. Прием.
«Какую тушенку? подумал Нюкжин. Мяса выше головы».
РЗПС! Вас понял! ответил Прохоров. Постараемся. Завтра Главный собирается в Алазейские партии. У Вас есть что-нибудь для него?.. Прием.
Конечно! подсказал Нюкжин. Кора выветривания!
Кора выветривания, повторил Полешкин.
Тогда ждите, пообещал Прохоров. У меня все. Конец связи.
Полешкин выключил рацию.
Про какую тушенку ты ему говорил? спросил Нюкжин.
Я?
Ну да! «Мясную тушенку категорически не надо!» Они что, предлагали?
Герасим весело засмеялся.
Нет, я намекнул, что у нас есть мясо. Он понял. И убежденно добавил:
Прилетят! За свежим мясом обязательно!
Они вышли из палатки. Андрей сидел у костра и рассматривал сердолики. Он брал их по одному. Обмывал в ведре и поворачивал то на отсвет, то на просвет, старался разглядеть: что же там светится, внутри?
Как уголья в костре, сказал он. Сверху оболочка, наподобие золы, а внутри красный жар.
Где Светлана? спросил Нюкжин.
Отдыхает.
Позовите ее, пожалуйста. Обстановка изменилась. Завтра ждем гостей. Так что сейчас все на отбор пробы.
Андрей направился к женской палатке, а Нюкжин вышел на берег. Он пытался рассмотреть обрыв, о котором так уверенно объявил: «Кора выветривания!» Но обрыв скрывался в тени. Поехать осмотреть его уже не было времени. Да и поздно заявка сделана.
Ася мыла посуду. Нюкжин сказал:
Завтра подъем на час пораньше.
Ася кивнула.
Я как раз собиралась с утра хлеб печь.
Труд поварихи в геологическом отряде тяжелый. Вставай раньше всех, позже всех ложись. В любую погоду горы грязной посуды. Попробуй отмой, да не один раз.
Хлеб, возможно, завтра привезут, сказал он.
Я уже завела.
Подошел Андрей. Через несколько минут вышла и Светлана, нехотя, вяло. Она уже успела вздремнуть. И не удивительно. День выдался насыщенный.
Нюкжин объяснил задачу: каждому по участку, собирать все подряд.
Развернутым веером они пошли навстречу солнцу. Коса искрилась, поблескивала, подмигивала. Предзакатное время оказалось для поисков наиболее удачным.
Андрей действовал азартно. Присядет, поднимет голыш, осмотрит, в мешок и скачком к другому. Он, наверняка, многое пропускал, но уже через полчаса мешок, куда он складывал сердолики, был наполнен доверху.
Показал. Все образцы отвечали требованиям кондиции. Крупные, монолитные, собранные в кучу они по-особенному удивляли размерами и большой площадью скола.
Быстро Вы!
Метод московского грибника: первым обежать делянку и похватать наиболее крупные.
Нюкжин улыбнулся.
Проба пойдет на качественный анализ. Но, в принципе, это хищнический подход. Когда крупные образцы выбраны, разрабатывать россыпь уже не рентабельно.
Учту! сказал Андрей. Сейчас пройду еще раз.
Светлана почти ничего не собрала. Она двигалась вяло, держалась в рост, пыталась разглядеть блестки сердоликов сверху.
Нюкжин подошел помочь ей. Сам различал сердолики уже не только по блесткам, но и по их рубашке. А Светлана ничего не видела, словно еще не проснулась.
И Нюкжин подумал: «Наружную красоту воспринимает остро, а скрытая ей невдомек!»
Герасим обследовал свою зону обстоятельно. Со стороны можно было подумать, что он разыскивает на галечнике чьи-то следы. Впрочем, так оно и было, только сам Герасим не догадывался, что идет по следу далекой геологической истории. Отобранные для пробы гальки и крупные обломки он складывал кучками, так что таскать с собой почти ничего не приходилось. И все же, к концу опробования в руках у него был почти наполненный пробный мешок.