Халцедон!
Нюкжиным овладел азарт, подобный охотничьему. Карманы куртки отяжелели и отвисли, руки тоже загрузили гальки. Он пожалел, что не взял с собой ведро или мешок.
Герасим и Андрей уже установили радиомачту. Высокий шест, подобранный тут же на косе, закрепили тремя оттяжками в вертикальном положении и обложили камнями. Его макушку оттягивала антенна, вторым концом привязанная за дальний куст тальника. Определив место и направление отвода, они теперь ставили «генеральскую» палатку-четырехместку. В ней жили мужчины и размещались штаб отряда и рация.
Светлана набрасывала в альбом эскизы возникающего лагеря, но увидев, что начальник высыпает в ведро какую-то гальку, подошла и полюбопытствовала:
Что это?
Сейчас увидите, пообещал Нюкжин.
Он дотащил отяжелевшее ведро до реки и погрузил в воду. Мокрые гальки «проявились», как фотоснимки в проявителе. Они выражали целый спектр красок и узоров полосчатых, кольцевых, замысловато-кружевных.
Агат
Не в силах оторваться от их колдовских чар, он доставал из ведра обмытые гальки и рассматривал одну за другой. Руки заледенели, да и ноги в резиновых сапогах стыли. Тогда он разогнулся и увидел неподалеку второе ведро. Ася сложила в него оставшийся ливер и поставила в ледяную воду Седёдемы. А Герасим придавил тяжелым валунчиком, чтобы не снесло.
Два ведра, два подхода к жизни, два интереса.
Нюкжин слил часть воды и пошел к костру.
Смотрите, показал он. и снова начал перебирать гальки. Вот сердоликовый агат. А это оникс Это опал А этот!
Желто-красен он словно весна, Что тепло и цветы нам приносит. И прозрачен он, словно слеза, Что застыла на лютом морозе
В Светлане ожила восторженная душа художника. Она замерла над ведром.
Изумительно!
Подошли Герасим и Андрей.
Порядок! сказал Герасим.
Он уселся на толстом бревне, как на завалинке, и сразу потянулся за чайником. А Андрей спросил:
Что это у Вас?
Опал
Клад, сказал Нюкжин. Посмотрите, на чем мы стоим.
Он высыпал гальку из ведра. Мокрые сердолики засветились всем своим разноцветьем, резко отделяясь от серой монотонной гальки косы.
Андрей нагнулся, посмотрел одну гальку, другую, сказал задумчиво:
Любопытно.
А Герасим неторопливо размешал сахар, сделал глоток. Потом выбрал гальку покрупнее, повертел в руках, рассматривая что же в ней интересного? Затем хозяйственно выдернул из бревна топор и ударил обушком, обнажив кольцевой желто-розовый узор.
Герасим! вздрогнул Нюкжин.
Камень пожал плечами Полешкин. Что его жалеть?
Посмотри, какую красоту испортил.
От одного не убудет.
Нюкжин смотрел в равнодушные глаза Герасима, но видел, какими безумными они были, когда тот стрелял сохатого.
Они что, драгоценные? спросил Андрей.
Полудрагоценные. Сердолик это минерал группы халцедонов желто-оранжевой окраски.
Оникс
Кулоны из них можно делать или брошки, заметил Герасим. Завтра отберем пробы на анализы, ящика два-три, продолжил свою мысль Нюкжин.
Лодки перегружены.
Герасим не вспомнил про перегруженные лодки, когда стрелял сохатого. Но он прав: они уже отобрали пять ящиков проб и образцов, теперь еще сердолики и образцы с пестрого обрыва. И мясо! Увести такой груз на трех лодках невозможно, хотя две из них отличные понтоны-«пятисотки».
Придется ладить лабаз.
Вертолет нужен, подсказал Гегасим.
Хорошо бы
Я думал, лабазы устанавливают только в лесу, удивился Андрей.
То охотничьи, вроде высоких полатей. сказал Герасим.
А здесь, типа колодезного сруба, пояснил Нюкжин. Его заваливают камнями, чтобы «дурная» вода не смыла. Поверх ящики. А к срубу шест с флагом. В горы летают часто. На обратном пути могут завернуть на наш лабаз.
Лучше бы они прилетели пока мы здесь, снова подсказал Герасим.
Лучше! Так ведь не прилетят.
Может запросим? Герасим взглянул на часы. Еще нет восьми.
Что ж, попробуем, согласился Нюкжин.
«Генеральская» выглядела не обжито. Спальные мешки в чехлах, ящик с канцелярией, рюкзаки хотя и на своих местах, но не распакованы. А, главное, нет жилого человеческого тепла, которое сразу чувствуется, когда палатка простоит несколько дней. И сумеречно, не то, что на солнечной косе.