Не будем мешать, поднялся директор, а следом за ним, заметно погрустневший худрук. Выздоравливайте, Сурен Вахтангович, и помните: если что надо обращайтесь без стеснения.
Замотав и уложив обезьянку, администратор и дрессировщик минут пять сидели молча, глядели на нее, потом Ким Лазаревич вздохнул:
А может, это Сурен Вахтангович, снимем чуть-чуть стресс. Переволновались тут все. Да и день все равно нерабочий получается
Среди ночи Жаннет вдруг забила лапами, отбросила одеяльце и, судорожно изгибаясь, стала крутиться с боку на бок. Злой невидимый огонь лизал ей спину и грудь, охватывал шею и голову, сводил, морщил пересохшей сыромятиной язык и нёбо. Воспаленное горло с трудом проталкивало жалкие порции горячего воздуха.
Огонь!.. В ее помутневшем сознании он опять обратился в тот внезапный, хищный, безжалостный, в мгновение охвативший джунгли. Он мчался стаей прожорливых оранжевых птиц, разом проглатывая все живое, гоня впереди себя волну страха и криков. Она, тогда еще крошечная, двухнедельная, навечно запомнила смертельный жар, испуганно трясущуюся, а потом скрючившуюся в его объятиях мать. Ее бессильно разжавшиеся лапы. И падение. Долгое падение вниз. А потом был густой и отвратительный запах дыма, сгоревших лиан, перьев и шерсти.
Ее подобрали на пепелище голые чернокожие дети, собиравшие и тут же поедавшие обгорелых птиц и зверюшек. Они жили в жалкой хижине на берегу великой реки и так же, как и она, не знали, что река эта называется Koнгo.
Вдоволь позабавлявшись обезьянкой, дети, а точнее их родителипродали маленькую пленницу за несколько ниток стеклянных бус заезжему торговцу, который скупал и ловил в джунглях всякую мелкую живность, а потом сбывал ее в портовом городе на побережье.
Так Жаннет, впрочем, не имевшая тогда еще этого имени, распростилась с родиной. Через несколько недель она уже осваивалась в каюте капитана большого океанского корабля, плывшего из Африки в Европу.
Вскоре ее владения расширились от последнего кормового поручня до топового фонаря на конце мачты. Судно было торговым, посторонних людей на нем не плавало, и через месяц она знала почти весь экипаж, каждый из которого считал своим долгом погладить Зинку или угостить чем-нибудь сладким.
Морская жизнь ей нравилась, и она, пожалуй, не хотела бы расставаться с ней.
Но однажды во время стоянки на борт поднялся младший незадачливый братец капитана небритый, пропахший вином и «Тройным» одеколоном бывший матрос. Он как раз пытался освоиться на очередном поприщ купил на «дотацию» старшего брата фотоаппарат и хотел переквалифицироваться в пляжного фотографа. Увидев обезьянку, просто взвыл от желания заполучить ее и принялся слезно умолять капитана:
Брательник!.. Да это же золотое дно! Да с ней же никто сняться не откажется. Да я с ей всех разом переплюну!.. Сам знаешь, мне только на ноги встать надо, а уж потом А то ходит тут один хмырь с попугаем, деньгу гребёт. Да я бы с ей его разом за пояс!..
А не пропьешь?
Да ты че, вот те крест, Вася!
Голодом не заморишь?
Последнюю крошку отдам! Сам есть не стану, а ее!.. Последнюю крошку!
Понимаешь, Степан, привыкли мы уже к ней. Вся команда. Считай, скоро полгода с нами ходит. И сообразительная, нешкодливая
Вася! Брательник! шмыгнул носом Степан. Последний раз выручи. Сам знаешь, у меня, кроме тебя, никого нет Последний раз.
Капитан долго мерял ногами каюту, поглядывая на своего жалкого, сжавшегося братца, а потом махнул рукой:
Ладно уж Забирай. Кому бы другому никогда. Только будь ты человеком, замучился я с тобой.
Да я! Да я теперь! радостно подскочил Степан. Я теперь ни-ни, ни капли! И рассчитаюсь с тобой за все, все долги отдам.
Да не нужны мне долги эти, Степан, горько вздохнул капитан. Себя хоть с мели подними
Так она получила очередного хозяина, а вместе с ним и новое имя Чита.
Наутро воодушевленный Степан, взвалив па одно плечо треногу с фотоаппаратом, на другое картинным жестом посадил обезьяну, для надежности взятую на ошейник со стальной цепочкой от старых ходиков.
«Сняв стресс» с администратором, Сурен Вахтангович провалился в сон, как в «черную дыру». Но ненадолго. Встревоженное подсознание включило внутренний будильник уже в пять часов утра. А может, это все еще давала о себе знать смена часовых поясов.
Стараясь не скрипеть раскладушкой, он повернулся в сторону Жаннет, прислушался. Дышала она тяжело, с присвистом. Осторожно вытянул руку, скользнул пальцами по беспомощно обвисшей лапке горячая Вздохнул и задумался. Но едва глаза привыкли в темноте, Сурен Вахтангович с ужасом обнаружил, что Жаннет лежит прямо на голом полу клетки, разметав в стороны матрас и одеяльце, сорвав повязку с компрессом. Забыв, о предосторожностях, он пружиной взметнулся с кровати, которая от неожиданности взвизгнула. Жаннет испуганно вздрогнула, вскинула вверх лапы, но тут же безвольно их уронила и тихо простонала, так и не открыв глаз.