Дай догадаюсь, служивый. Ты, конечно же, там был. Ну ясно, втирайся дальше. Кто надоумил только, потом не забудь рассказать, дюже мне любопытно.
Волк сплюнул:
Ну это ж надо, до чего склочен человек, что мне жизнь спас! Вот скажи мне, скольких ты в той стычке зарубил?
Бельский недовольно поморщился:
Жизнь спас? Ишь ты, как поёшь славно. Чего пытаешь? Ну, одного. Всего-то. Да доблести и нету никакой. Как началось дело, жахнул из самопала в белый свет как в копейку лошадь оступилась, крючок и нажал случайно. Миг спустя куда уже стрелять: вот они, супостаты, бери рукой! Рынды молодцы, конечно, бросились, прикрыли. Два бусурмана округ меня только было круг заложили, они сабельками вжик оп, седла пустые, Бельский раздухарился, вспоминая былое, плечи развернул, выпучил глаза. Я-то гляжу, в порядке, а передовых-то наших, сторожевых, вовсю топчут. Я туда. За мной, кричу! Татарва тут и получила на орехи, как мы навалились. Врубаюсь в толпу а первый из этих как раз ко мне спиной, наклонился с коня и кого-то тащит за вихры. Ну, ты знаешь, как они, ироды, делают: саблей чирк (Бельский манул рукой, показывая, как именно «чирк»), башку долой, а потом эта башка у них с продранными ушами на верви под конским хвостом катается, пока не завоняет. А я ему, татарину этому
Саблей прямо по руке, та на рукаве отрубленная повисла, а следующим ударом, с оттягом, снизу вверх так, что у татарина конец клинка вошел прямо под челюсть и рассек до самой маковки, как спелую тыкву. Это моя, моя голова должна была у конской задницы болтаться, Иван Федорович! Я человек маленький, ты большой. Поэтому меня и не помнишь. Но ты мне жизнь спас, а я тебе нет. Поэтому я-то тебя помню. И век не забуду. А сейчас я, боярин, могу долг вернуть, и мешать мне не надо.
Бельский почесал в бороде, встал, прошел к окну. Опрокинул в себя остатки кваса, стукнул кружку о подоконник.
Давай представим, что верю я тебе. Ты, сотник, не обижайся, я не из доверчивых, потому и жив до сих пор. Правдиво брешешь. Ладно. Но кто тебе напел, что Иоанн действительно не ублюдок жены великого князя Василия? Ну? Я, может, и спас тебе жизнь, но я не святой. Что, если я дул в свою дуду, плел пересуды, наушничал, пригрел ненастоящего наследника, а Шуйский-правдолюбец окорот мне дал? И вот мы здесь, а ты хочешь встать на нашу неправедную сторону?
Волк глянул на Бельского устало, как матушка, бывает, глядит на исшалившееся дитя.
А я, Иван Федорович, не малейшего понятия и не имею о том, настоящий наследник Князь Великий Иоанн или нет. То мне без интереса. Присягал я именно ему. Мать его хоть с конюхом греши, но если я присягнул сыну конюха то это все равно будет слово, а оно у служивого должно быть нерушимым. Тебе ли не знать, боярин. А еще вот что. Никто тут не верит, что Иван не настоящий наш князь. Я всех стрельцов спросил, чтобы ведать, какие у подчиненных настроения. А игумен Алексий, с которым у нас намедни замечательные, надо сказать, посиделки были, то же самое сказывает и о монахах. Ну и третью причину, Иван Федорович, мы уж обсудили. Когда я тебе жизнь спасу, мне коротать век будет веселее. Долг красен платежом.
Бельский улыбнулся:
Ну хорошо, будь по-твоему. Я бы еще походил по округе, поспрашивал, может, у кого-то предложения получше. Но, подозреваю, только зря ноги натружу, верно разумею?
Воистину так, Иван Федорович. Слава Богу, что не пришлось тебя связывать, дабы помочь насильно. Вот крест, уж думал, что так и придется делать! рассмеялся сотник. Не беспокойся, боярин, я тут хозяин и могу на первых порах поручиться за успех. Конечно, до тех пор, пока я здесь хозяин
Все понятно. Твой отряд на нашей стороне, игумен тоже, монахи нам будто архангелы, осталось обрадовать великого князя. Только поверь, Волк, я наследника знаю. Его, ха-ха, убедить будет посложнее меня. Не то, чтобы он глупый, но зато упрямый, ой, упрямый!
А пойдем, боярин, в покои к настоятелю. Игумен уж знает, кого послать к Ивану, коли мы договоримся. Есть у него инок Филипп, так рассказывают, что тот некогда звался Федором и пестовал Ивана с малолетства. А потом неизвестными путями всплыл прямо тут, на Соловках.
Бельский вытаращил глаза, грохнулся на лавку, развел руками и закачал буйной головушкой:
Матерь Божья, Святой Егорий и все апостолы! Есть в этом монастыре вообще люди, которых я не знал раньше? О, Колычев! О, щучий сын!