Лазарь Соколовский - Раннее позднее стр 11.

Ее спеленутое тело

Сложили в молодом лесу.

С «Пьеты», что в белом мраморе,
до стиснотою рамою
каким-то богомазником
с чего-то стало праздником,

казалось бы, исконная
бадяга похоронная,
да вновь берет сомнение:
убийство ли, успение?

Попами да министрами
по пунктикам расписана,
кликушами плаксивыми
объята, молчаливая.

Талантливо расхристана
великими артистами,
живущими цитатами
лжецами бесноватыми.

С зачатия раздетая,
размножена газетами,
обряжена, как водится,
мужичкой-богородицей.

Верхами ошельмована,
пайками да приемами,
истасканная истина
загублена, расхристана.
Был сын свели не в очередь
с непризнанными прочими
в Кресты вохрой плечистою,
где выть и ей расхристанной.

Пред гимнами осенними
ощупана, обыскана!
Какое там успение 
растерзана, расхристана.

Измылили, истратили
нет больше богоматери,
от споров бесов с бесами
остался лик надтреснутый.

Расхристана, разделана
и мы, осиротелые,
привычно неосознано
зарыли под березами.

Там, тернием увенчана
стократ молвой речистою,
обыденная женщина,
как Русь под коммунистами,

слегла. А что же с девою?
Весною кипень белая
опять взойдет неистово 
стоим и ждем у пристани,

пройдет ли старец, старица
Что нам еще останется:
шептаться за околицей 
что ж бога-то не родится

Над Россией  сплошной туман,
бог в отлучке ли  черт ли крутит:
первой казнью починок дан,
и понесся угар Малютин.

О, заплечные мастера!
О, артисты кнута и дыбы!
Будто только вчера игра
начата, а давно могли бы.

И успели-то, боже мой,
крохи жалкие  тысяч 10,
вот промашка  сбежал герой,
кабы разом весь мир подвесить!

Тот к соседям  и был таков,
кто успел  по щелям забился
В отпущение злых грехов
царь Иван по ночам молился.

А «зачинщиков» все везли
В новгородской старинной Софье
за порядок в «святой земли»
колыхался звериный профиль.

Предыстория наших дней 
обличенья, доносы, ссылки,
угли, вздутые у дверей,
кровью крашеные опилки,

произволу послушный поп,
примирявший непримиримых.
Лишь молились  вмешался кто б
Время лобное повторимо!

Место  рядом: лубянский двор,
вымпел разве иной  трехзубый,
оглашается приговор
новоявленного душегуба

Если б только башки бояр
покатились по сбитым бревнам 
рвы сибирские, Бабий Яр,
сколько нищих и невиновных!

Над Россией сплошной туман
заплетает седые космы
был Иван, и ушел Иван,
звать бы «нехристь», да кличем «грозный».

Такова у нас, Маринок,

Спесь, у нас, полячек-то.

После глаз твоих орлиных,

Под ладонью плачущих

Над Россией опять дожди,
срока смутного середина,
сзади пусто, а впереди
Как случилась ты здесь, Марина?

Раззолоченный вертопрах,
инок нищий  и вдруг владыка!..
Белых крыльев беспечен взмах 
все сначала начнешь, поди-ка,

ни господствовать, ни любить
не умея наполовину
Оттого не смогли сказнить
душу огненную Марины.

В ней неведомо ожила
та бунтующая певица,
остроглазая, как стрела,
остроклювая, словно птица.

Только воля всегда узка
в общежитиях да сараях 
и пошла гулять по рукам
оболочка твоя земная.

Было: тушинского вора
называла господним мужем
На царей Русь всегда щедра,
не спознаешь  какой ей нужен.

А потом  кочевой побег,
голытьба, атаман казацкий
Был бы правильный человек 
не случилось судьбы дурацкой,

только поздно, коль долг жены 
примириться под детским визгом
Дни распутные сочтены
вольной матери  авантюристки,

опостылела теснота,
бой за краденую корону
Но и в смерти своей горда 
ни слезинки из глаз, ни стона,

тело грешное под парчу
пряча, добела холодея,
улыбаешься палачу,
выгнув царственнейшую шею

Будет! Уж натерпелась всласть
самозванка, сестра, гордячка
В озорной суете за власть 
что соваться в пустую драчку!

Где, избалованной, тебе
лезть в российские передряги!
Вот опять мужики в борьбе
предпочли карьеру отваге

И певцу, чьи слова глухи
для изношенного пространства,
как читать кому-то стихи
с неумеренным постоянством

Что докажешь в слепой стране 
обе канули беспричинно
Отчего же метаться мне
от Марины и до Марины?

Суд истории  давний суд,
скажут: временем все замыто
Над Россией тучи плывут 
те же жертвы и те ж бандиты.

Где бесчувственность не нова,
как пробиться мытьем посуды?..
Но Елабуга и Москва
только врядли обеих забудут.

И хоть вам не достало сил
в разновременье стать единой,
хоть не сыщешь даже могил 
да не будет страна чужбиной.

Как ни пыжится лицедей
на скрипучем, дырявом троне 
остается лилейность шей,
ускользающих от погони.