Звал замуж, лицо Гарфилда побелело. Звал замуж! Да! Алишу Дрейк! Она не хотела. Она не хотела Она ушла.
И вновь разрыдался.
Алише Корморан так не стукнуло двадцать. Она копила здесь деньги на колледж, работая почти без выходных и безо всяких отпусков. Не курила, но питала слабость к шоколаду. Собиралась покраситься в рыжий и завести собаку. Худая но не из тех, кто сидит на диетах, милая но не особо открытая. Донован смотрел под чёрный пластик. Брезгливость тем было последнее из испытанных Алишей чувств.
Как будто увидела жабу.
Донован достал из кармана блокнот и наточенный карандаш. Госпожа Веласкес гладила Гарфилда по голове. Сухопарая подвижная женщина, она выглядела сейчас очень старой.
Кто этот Дрейк? спросил Донован, уже, кажется, зная, как очевидно, бессмысленно, глупо закончила свой путь Алиша Корморан. Любовная ссора? Банальная ревность? Аффект И бывший бойфренд, уже сбежавший из города.
Алишин парень. Пьяница и байкер, хозяйка бара неодобрительно хмыкнула. Они расстались два месяца назад.
И не контактировали?
Увы. Если бы. Дрейк здорово ей досаждал.
Он мог проявлять к ней агрессию?
Несомненно.
Он мог, Донован подытожил, убить?
Дрейк мерзкий тип, сказала госпожа Веласкес. Его порой увольняли за то, что распускает руки. Мне страшно думать, но я помню, как они с Алишей ссорились.
Выходит, мог?
Выходит, да.
Так просто, сказала Эгле. Что, боюсь, на самом деле сложно.
Тебе такой вариант не нравится, Эгле. Ты видишь в нём изъян?
Банальность, детектив. А вы?
Донован задумался.
На девушку напал не тот, кого она любила. Не друг. И не подруга. Очевидно. Сознание предательства оставило бы след другой. Другое выражение лица. Удар был сильным, смерть мгновенной. Убийца был крепким. Алиша ощущала к нему только отвращение.
Дрейк, Гарфилд всхлипнул.
Все в баре хорошо к ней относились, сказала госпожа Веласкес.
Убийца сообразил и избавился от оружия. Анализ покажет, что это было Оружие надо искать. Там отпечатки пальцев. Ну так, Эгле?
Конечно, надо. Займёмся мы?
Я дам на этот счёт команду людям из отдела. Но вот ещё что, Донован постучал по столешнице карандашом. Вы пришли в бар в семь утра. Ровно за час до открытия, и обнаружили на заднем дворе мёртвую Алишу Корморан. Почему она вообще оказалась здесь так рано?
Не знаю, госпожа Веласкес вытерла глаза. Не знаю, детектив, совсем не знаю. У Алиши ведь сегодня должна была быть смена вечерняя.
Сумерки поблекли и просветлели до серости. Парикмахер, теребя передник, на другой стороне узкой улицы что-то твердил лейтенанту. Мартинсен кивал. Парикмахер был всклокочен и небрит очень даже комичный товарищ сапожнику, который без сапог и ботинок. Сырость не сулила особо приятной прогулки, но прохожие уже появились и, кучкуясь группами, пялились. Чёрный мешок мялся и скрипел, когда Алишу Корморан перекладывали на носилки. Удар пришёлся в висок, очень ровно повторил про себя Донован. Следов борьбы не обнаружено. Он собирался спросить у Эгле, поняла ли она, что это означает, но оставил все тринадцать погрешностей воли работать. Эгле беседовала с санитарами. Донован окликнул лейтенанта. Парикмахер, получив от того разрешение вернуться в салон, юркнул за вращающуюся дверь. Парикмахер явно имел небольшие проблемы с законом неоплаченные штрафы или, может, был лишён водительских прав. В мельтешащей за обклеенным рекламками стеклом спине ощущалась заячья нервозность.
Брадобрей подтвердил, что хозяйка бара и её племянник подошли где-то в семь. Он живёт тут же, на втором этаже над своей цирюльней, и как раз сам встал и пил утренний кофе. Он их видел в окно, детектив.
Понятно.
Как долго пролежало тело?
Часа три, может, и чуть больше. Время смерти примерно пять-шесть утра.
Зря пришла, проворчал Донован.
Зря, вздохнул лейтенант. Вам теперь работы.
Знаешь, Мартинсен? Ни один из нас не отправится в рай.
В смысле?
Мы огрубели. А что там за шкурой из железобетона не видно. Там, может, ничего вообще. Отсутствие.
Лейтенант рассмеялся.
У меня там желание спать.
У девчонки даже родственников нет. Что жила, что умерла, всё едино. Коллеги повздыхают и забудут.