Да нет же, мама! Я не могу ничего такого обещать! Кирилл ждёт меня Разве сама ты поступила бы так, как требуешь сейчас от меня?!
Ты не пойдёшь к нему.
Но я не могу, мама! Кирилл будет ждать!
Ничего, подождёт и уйдёт. Так надо, Даша. Ты поймёшь меня потом.
Даша замотала головой, собираясь возразить, но мать перебила:
Даша, я не хочу это обсуждать. Я просто запрещаю тебе с ним встречаться. Ты понимаешь?
Помолчав, дочь медленно проговорила:
Это нехорошо не честно. Так нельзя.
Всё. Хватит о нём. Садись есть.
Даша осталась дома. Она не старалась демонстрировать матери, как разобижена на неё, не дула губы, не психовала и не ушла в глухую молчанку. Наоборот, она стала тихой и послушной, молча убрала со стола, помыла посуду.
Что сегодня по телевизору, Даш?
Дочка взяла газету с программой.
Фильм начинается. Включить?
А ты не хочешь смотреть?
Я лучше почитаю.
Котёнок забрался к ней на колени, и Даша тихонько гладила его, пока он не уснул, свернувшись уютным калачиком.
Мария, как обычно, сидела с работой и время от времени посматривала на дочку. Такая размолвка случилась у них впервые. Даша была замечательной дочерью, у Марии просто не было повода не то что бранить её, а даже быть недовольной чем-либо. И теперь матери было сильно не по себе. Без Дашиной улыбки, без весёлого звоночка-колокольчика в хате стало сумрачно и сиротливо.
«Вот ведь свалился на наши головы! в сердцах думала Мария. Ну ты погляди, что творится! Будто я из неё душу вынула! Вот задурил девке голову. Ох, дочуня-дочуня, ничего-то ты ещё не понимаешь. Все тебе хорошие да добрые. И что, должна я молча глядеть, ждать, как ты крылышки свои опалишь?»
И щемило у матери сердце от жалости и чувства непонятной вины, когда смотрела она на поникшие, покорные плечики; видела, как вздрогнули они и застыли, когда за окошком вдруг что-то коротко стукнуло. А листы в своей книжке переворачивать дочка забыла.
Утром было всё как всегда. Почти как всегда. Вместе попили чаю, потом Мария на работу пошла. С тяжёлым сердцем в доме как будто кто болен. И такая тоска на душе весь день была, испереживалась как там Дашенька? И ведь знала Мария, просто уверена была, что сделала всё правильно, ну кто кроме неё за дочку встанет? А Дашунька в такую пору входит, что только гляди, глаз да глаз нужен, чтоб не обидел кто. Дашуня она такая доверчивая, открытая, думает, что и все на свете такие-то. А ну как в эту открытость и доверчивость влезут с грязными кирзовыми сапогами. Нет, всё правильно сделано. Только отчего так на душе пакостно, будто безвинно обидела дочку, и болит об том душа, болит Но, может, Мария переживала бы ещё больше, если бы узнала, что и след её ещё не простыл, как ушла она на работу, а перед их домишком остановился грузовик Кирилла.
Дашуня, с порога начал он, пригибаясь в дверном проёме, прости меня подлеца!
Она прибирала стол после завтрака и обернулась, не понимая, о чём он? Если о размолвке с мамой, так как он мог узнать?
Ну проспал я! Хочешь казни хочешь милуй. Чего-то устал вчера, прилёг на полчасика, а проснулся, на часы глянул мама моя! Побежал на наше место, да ты ушла уже, понятное дело. Не сердись, маленький мой, ладно?
Даша машинально кивнула, изумлённая ещё больше она-то изводилась от мыслей, что Кирилл ждал её напрасно, а она не пришла, теперь объяснять придётся что да почему
Я тебя сейчас рассмешу, чтоб ты совсем-совсем уже на меня не сердилась! Сейчас по радио такую смешную историю услышал, не давая Даше и рта раскрыть, весело говорил Кир.
И уже когда он исчез, помахав ей на прощанье: «До вечера, Дашунь!», она поняла, что так и не сказала ему ни слова, совсем ни слова. Но теперь, как повидала она Кирилла, на душе стало полегче. А вечером Неужели мама не поймёт, что требует невозможного?
Вечером же произошло вот что. Время подходило часам к восьми. Ни Мария, ни тем более Даша, к вчерашнему разговору не возвращались. Хотя у обеих мысли об одном только и были. Даша за день извелась, устала от внутреннего монолога: весь день она «говорила» с мамой, находила самые убедительные слова, неотразимые аргументы. Но вот подходило время сказать их вслух, и Даша не могла. Она потеряла в себе что-то главное, может быть, это было ощущение единомыслия с мамой, уверенность, что самый близкий человек тебя поймёт, как ты саму себя, а может, и лучше В горнице висела тишина, в которой всё сильнее натягивалось нечто недоброе, когда в сенцах стукнула дверь и в дверях появился виновник этого напряжения.