Хороший анекдот, я слышал. Ну, как угодно. До завтра!
И Николай Илларионович в задумчивости пошёл по улице Китайской, где замысловатые иероглифы вывесок соседствовали с названиями фирм «Сименс-Шукерт» и «Товарищество Э. Циндель в Москве», по направлению к Русско-Азиатскому Банку.
2
Прошло пару месяцев. Мастер перебрался в более приличный район и снимал уже не комнату, куда врывались все запахи китайской улицы, а вполне приличную квартирку. Этой ночью он написал стихотворение «Я приехал в Харбин»:
Я приехал в Харбин.
Он из дальних чужбин
Самым был для меня незнакомым.
Но случилась беда,
И теперь, господа,
Он пристанищем стал нам и домом.
Всюду русская речь
Как её нам сберечь
В этом долгом маньчжурском изгнаньи?
Нам скорей бы назад
В Александровский сад,
Мы отбыли свой срок наказанья.
Мы от редких гостей
Ждём хороших вестей,
Чтоб надежду в душе не гасили.
И живём в полусне
В азиатской стране
Наше сердце осталось в России.
Здесь не кончен наш век,
мы продолжим свой бег
В Порт-Артур и Шанхай и за море.
Перейдём океан
Через множество стран
Пронеся ностальгию и горе
Что-то необъяснимое было в этом городе. Он возник, как посад, основанный русскими в 1898 году при строительстве Трансманьчжурской магистрали, по сути как железнодорожная станция. Одним из основателей города был Николай Сергеевич Свиягин потомственный дворянин, инженер-путеец, выдающийся организатор строительства железных дорог в разных уголках Российской Империи, знаток Дальнего Востока и Маньчжурии, здесь же и похороненный в 1924 году. Вплоть до госпереворота 1917 года Николай Сергеевич занимал ответственные посты в министерстве финансов и ведомствах, курировавших в то время железные дороги. Был вынужден покинуть Родину в ходе революционных событий и начавшегося террора. Предположительно он покинул Крым в 1920 году на пароходе «Сегед». Вероятнее всего, он с супругой уехал в Италию, а затем в Дубровник, где до 1924 года был председателем Русской общины. В последний год своей жизни он был приглашён в Харбин, одним из основателей которого являлся. Здесь он продолжал работать на Китайско-Восточной железной дороге вплоть до своей кончины. Мастер не был близко знаком с ним, но несколько раз встречался, и тот любил вспомнить исторические страницы. Первые харбинские русские были в основном строителями и служащими КВЖД и переехали в Харбин для работы на железной дороге. Их так и звали КВЖДисты. Харбин (станцию Сунгари-первая) фактически построили именно русские поселенцы, которые возвели дома, а мебель и личные вещи привезли из России. После Русско-японской войны многие русские покинули Маньчжурию, но немало было и тех, кто прожили в Харбине долгое время и решили остаться. В 1907 году было введено выборное городское самоуправление. К 1913 году Харбин был фактически русской колонией для строительства и ремонта КВЖД. Население города составляло 68 549 человек, в основном русских и китайцев. Перепись зафиксировала наличие граждан 53 разных стран. Кроме русского и китайского, здесь были распространены ещё 45 языков. Только 11,5% всех жителей родились в Харбине.
Николай Илларионович попал в Харбин в 1918-м. В результате краха Российской Империи и гражданской войны около 100200 тысяч белоэмигрантов осели в Харбине. Это были солдаты и офицеры, участвовавшие в Белом движении, члены и служащие правительств Сибири и Дальнего Востока, интеллигенция и самые обычные люди. Русское население Харбина было самым большим за пределами России.
8 сентября 1920 года Китайская Республика заявила, что более не признаёт консульства России в Китае, а 23 сентября прервала все связи с представителями Российской Империи и отказалась признавать экстерриториальные права её граждан. Тем самым в одночасье русские в Китае оказались апатридами или лицами без гражданства. После этого китайское правительство установило контроль над государственными учреждениями в Харбине, как то суды, полиция, тюрьма, почта, а также исследовательскими и образовательными заведениями. Поэтому, когда Мастеру для работы над книгой о теории мира и войны пришлось обратиться в Харбинский университет, довелось столкнуться с тягучей китайской бюрократией. Но выход был найден, поскольку грамотных преподавателей со знанием нескольких иностранных языков не хватало, ему предложили вести курс японского языка, который он когда-то изучал в России.