А вот и нет. Сейчас весь бизнес, крупный я имею в виду, строится на войне. Делают пушки, танки, корабли, аэропланы, и всё это должно действовать, уничтожаться и снова производиться. И приносить новые земли, новых рабов и новые деньги.
Такова человеческая история, нравится нам это или нет. От дротика и копья к пулемёту Максима и крейсерам по спирали агрессивной эволюции. Вы это не отмените.
Но я считаю себя великим миротворцем, способным влиять на умы. Я хочу обратиться к Папе Римскому, к главам государств, к капитанам мирового бизнеса. Мой месседж: «Давайте жить дружно!» и делать деньги на мире.
Господин Ли, вы или наивный человек или чего-то не договариваете. Никто из сильных мира сего даже не заметит вашего существования. Кто вы для них? Владелец опиумного притона в провинциальном китайском городке. Малообразованный торгаш, не отягощенный моральными принципами и содержащий заведение с голыми девками. Вы знаете, я часто бывал в Лондоне, так вот у англичан есть такое словцо «freak». Оно обозначает человека, который ярок и незауряден, король эпатажа, а с другой стороны этих людей не понимают и не принимают из-за внешности или способа самовыражения. Так вот вы типичный фрик, которого любой чиновник средней руки может прихлопнуть, как муху. Уж простите мне мою откровенность. От меня-то вы чего хотите?
А вот я хочу, во-первых, выйти на контакт со статусными европейцами в Китае не только в Харбине. В Нанкине, Шанхае, Пекине, Гонконге. Может, откроются новые направления бизнеса, торговли связи, знаете ли. Во-вторых, хочу попутешествовать, но знаю только китайский и русский, мне нужен толмач, и толковый. Чтоб за меня придумал, до чего у меня мозги не доходят. И, в третьих, вы, я слышал, литератор. Напишите за меня книгу о мире и переведите её на несколько языков, я хорошо заплачу. Мне нужно набирать статусность, не всё же на шлюхах и наркотиках наживаться. Это такое вложение капитала. Что скажете?
Да я пишу большей частью поэзию, хотя словом, конечно, владею. Но это долгосрочный проект. Вы уверены, что настроение у вас не изменится?
За меня не переживайте. Будете получать вдвое больше профессора Харбинского университета. Но учёт и контроль жесткий, будете отчитываться за каждый прожитый день.
Николай Илларионович испытывал непреодолимое желание сплюнуть в салфетку, как будто на язык ему попалась какая-то гадость, и все его вкусовые рецепторы взбунтовались разом. Но рассудок, отдрессированный долгими поисками случайных заработков, убеждал его, что, мол, это просто творческий заказ, как статья в газету, и ему нет никакого дела до личности заказчика. В конце концов, всегда можно будет в любой момент отказаться, но накопить какой-никакой жирок, чтобы уже спокойно озираться вокруг.
Ладно, давайте попробуем. У нас будет какой-то контракт?
Нет, вам порукой моё купеческое слово. А вот вы должны подписать соглашение о неразглашении со штрафными санкциями на миллион, а то вдруг все узнают, что это не я.
Откуда же я возьму миллион?!
А вот и не разглашайте! Ли Сифу опять показал свои гнилые зубы. Да ладно, не бойтесь. Это просто формальность.
Ну, поскольку мне ответить по таким обязательствам всё равно нечем, будь по-вашему.
Когда они вышли из ресторана, Ли махнул пробегавшему рикше.
Вам куда, Мастер?
Да спасибо, я пройдусь пешком.
Не скромничайте, я плачу. Мы же уже партнёры.
Дело не в этом. Мы, русские, считаем, что ездить на людях как-то унизительно для нас самих, это же не животные. Слышали историю, которая стала здесь легендой? Один богатый русский, бывший купец первой гильдии, засиделся в ресторане и, когда вышел, не обнаружил ни одного извозчика. Зато к нему мгновенно подскочил тщедушный китайский рикша, готовый отвезти его куда угодно. Купец был центнера на полтора, потому что полакомиться любил и ни в чём себе не отказывал. А китаец весил килограммов сорок, непонятно, в чем держалась его душа видно было, что голодал, да, наверно, ещё кормил семью. «Ступай прочь!» рявкнул купец, но китаец упал ему в ноги и стал умолять дать ему возможность заработать хоть пару мелких монет. Тогда русский посадил его на место пассажира, дал крупную ассигнацию и сам повёз по центральной улице, повергая в шок всех прохожих. Конечно, в этом был элемент купеческого эпатажа, но была и глубинная русская черта к сопереживанию и душевной щедрости