Все отсыревшее в ночной прохладе -крыши домов, заборы, деревья, -- все отходило теперь, чуть парило, изда-вало волнующе-свежий, резковатый запах подгнившей древесины, зелени, подсыхающей земли... Взошло солнце, и природа светло безмолвно ликовала. Человеку бы так!
-- Побежим? -- предложила Ольга. И первая побежала. Юрий побежал за ней следом.
-- Неудобно немного... Оль?! -- негромко крикнул он на бегу.
-- Учитель?.. За бабой с утра пораньше?! -- Ольгу взял та-кой смех, что она остановилась и долго хохотала, запроки-нув голову.
Юрий стоял рядом, улыбался, любуясь ею, такой же све-жей, здоровой, чистой, как само это утро.
-- Ты как это утро, Ольга, -- сказал он.
-- Милый ты мой, -- с нежностью сказала Ольга, по-гладила его мягкой, теплой ладошкой по голове, по ще-ке. -- Умненький мой. Малышечка моя...
Юрия обожгла такая неожиданно сердечная, неподдель-но-родная интонация и нисколько не обидело, что он "малышечка".
Пришли к реке. Пиджак Юрия лежал на берегу.
-- Купаться будешь? -- спросила Ольга, глядя на Юрия, готовая опять смеяться.
-- Я плавки не взял, -- простодушно сказал Юрий.
Ольга опять засмеялась: что-то смешно ей было сегодня, все смешно.
-- Сколько тебе лет, Юра? -- спросила она, раздеваясь.
-- А что? -- Юрий покраснел и всячески старался не вы-дать волнения, какое охватило его при виде ее полуоб-наженного тела.
-- А что?
-- Ну так. Сколько?
-- Двадцать шесть, -- он прибавил себе полтора года.
-- А мне -- двадцать девять, -- Ольга бросила платье на камни, распрямилась, чуть прогнулась назад, раскинула ру-ки. -- Двадцать девять, тридцать, тридцать пять, сорок -- все. Бабий век -- сорок лет.
-- Чепуха, -- счел нужным сказать Юрий, думая в это время: раздеваться ему или нет. И решил, что не нужно.
Ольга постояла над водой, глядя в нее, потом сразу ух-нула с головой вниз... Вынырнула, охнула и поплыла от берега, загребая одной рукой. Крикнула:
-- Хорошо! Обожгло всю!..
Юрий понимал, что не надо бы ему сейчас раздеваться -- показывать свое отнюдь не атлетического сложения тело, но и сидеть дураком на берегу, когда женщина купается, тоже как-то неловко. Он быстренько, пока Ольга была далеко, скинул одежду и тоже, как она, ринулся с головой в студе-ную воду. Действительно обожгло.
-- Плыви сюда!
Юрий поплыл было, но вернулся.
"Еще судорога, на грех, сведет", -- подумал он.
...Лежали на теплых камнях. Юрий нет-нет да невольно взглядывал на Ольгу. Молочно-белое, гладкое, крепкое те-ло ее все было в мелких светлых капельках и блестело под солнцем, как чешуйчатое.
"Такой я еще не видел", -- должен был признаться Юрий.
"Приедет Петр, наделает беды, -- думала в это время Ольга. -- Убьет кого-нибудь: меня или его".
-- Юра, я ведь замужем, -- сказала она серьезно. И жда-ла, что скажет Юрий. Рук с лица, которыми защищала глаза от солнца, не отняла.
-- Ну и что? -- спросил Юрий. -- Разве не бывает?..
-- Бывает, -- согласилась Ольга. -- Ты поможешь мне за-кончить институт, -- Ольга отняла руки от лица, приподня-лась на локте. -- Я все перезабыла.
-- Вспомним! Чего там помогать-то, господи.
-- Нет, не просто окончить -- не так. Так я могу. Все должно быть очень серьезно, Юра. Все должно быть удиви-тельно серьезно, ты не представляешь себе, как! Должна быть огромная библиотека с редкими книгами. Должно быть два стола... Ночь. За одним ты, за другим я. Полумрак, толь-ко горят настольные лампы. И больше ничего. Два стола, два стула, две раскладушки... Нет, одна такая широченная ста-ринная кровать, застеленная лоскутным одеялом. И наво-лочки на подушках -- ситцевые, с цветочками... Ты кого больше всех любишь из ученого мира?
-- Коперника, -- первое, что пришло в голову, сказал Юрий; он никогда так не думал: кого именно больше всех.
-- А я -- Циолковского. Я видела в Калуге его домик... Здорово это -почти всю жизнь прожить непризнанным. Только под конец, когда уже ничего не нужно... А?
-- Это -- подвижники, -- согласился Юрий.