Пойти в лес предложил Монгол.
Там этого пороху навалом! сказал Монгол.
А если подорвемся? сказал осторожный Самуил Ваткин.
Никто не подрывается, а мы подорвемся? в голосе Монгола была убийственная ирония, и мы нашли его довод разумным.
Дома никому! предупредил Монгол и показал кулак
По городу ехали трамваем. Сбились кучей на задней площадке поближе к дверям, пугливо озираясь на проход вагона, чтобы не прозевать кондукторшу. А когда где-то рядом раздалось: «Кто еще не взял билетики» и Монгол крикнул: «Атанда, прыгай», мы, не раздумывая, повыскакивали из трамвая. Последним прыгал Сеня Письман, прыгнул и растянулся на мостовой, быстро вскочил и, прихрамывая, побежал за нами. Следом неслись ругательства кондукторши.
Кто ж так прыгает, дурачок? стал отчитывать Монгол Семена. Надо прыгать вперед и стараться пробежать за трамваем, а ты сиганул назад. Хорошо еще, мордой мостовую не пропахал. Чем стукнулся-то?
Сеня захныкал, одной ладонью утирая хлюпающий нос, другой, держась за то место, которым сдуру ударился о мостовую.
Не ной, Монгол хлопнул Сеню по плечу. Не голова, пройдет.
Ближе к железнодорожному вокзалу стояло недостроенное с довоенных лет здание причудливой формы из красного кирпича.
Миш, а правда говорят, что здание строил архитектор-фашист, и что когда смотришь на него сверху, оно похоже на фашистский знак? спросил Пахом.
Не на фашистский знак, а на крест, поправил Монгол.
А как же узнали?
Летчик с самолета заметил.
И что?
Фашиста расстреляли, а дом не успели разломать, началась война.
Брехня все, возразил Самуил, никакого фашистского знака нет.
А почему ж тогда дом не достроили? возразил Пахом.
Да потому что не успели. Началась война, повторил Самуил Монголовы слова.
Ну ладно, кончай трепаться, нам надо до полудня обернуться в лес и назад, чтоб дома не хватились, напомнил Монгол, и мы прибавили шагу.
Сразу за железнодорожным мостом город заканчивался. Короткие резкие гудки паровозов и лязг составов остались позади. Мы шагали по обочине шоссе, а по сторонам тянулись изрезанные оврагами поля с синими полосками лесов на горизонте. За ближней деревней стоял Медвежий лес.
К лесу подошли, когда солнце стояло в зените. Усталые и разморенные жарой, мы сели в тени, чуть отойдя от опушки, достали все, что смогли добыть дома: огурцы, лук и по паре сырых картофелин. Набрали хворосту и развели костер. Смотреть за костром и печь картошку оставили младших: Вовку Мотю, Семена и Армена, а сами пошли в лес.
А то к вечеру не поспеем, объяснил Монгол.
В прохладной, чистой, будто профильтрованной тишине леса, отчетливо слышалась дробь, выбиваемая дятлом и перекличка лесных птиц. И дятел и пение птиц лишь подчеркивали тишину, и мы тоже старались не шуметь, чтобы не разрушить эту тишину.
Где-то здесь должна быть разбитая пушка, шепотом сказал Монгол. От пушки нужно идти вправо. Мне хорики говорили, что за пушкой пороху навалом.
С полчаса мы молча ходили по лесу за Монголом.
Ну, где твоя пушка? не вытерпел Мотя-старший.
А я почем знаю? огрызнулся Монгол. Я что, «был здесь?
Да мы же опять на опушку вышли. Вон поле, удивился Изя Каплунский.
Огольцы, сюда, донеслось откуда-то снизу. Мы пошли на голос. Из-под земли показалась голова Пахома. Пахом сидел в полузасыпанной траншее. На дне траншеи валялись гильзы из-под патронов, пустые пулеметные ленты.
А где же пулемет? спросил Мухомеджан. Должен же быть какой-то пулемет.
Хватился, усмехнулся Изя Каплунский. Здесь сразу после освобождения солдаты специально ходили, собирали оружие, искали документы.
Траншея привела к землянке. Накат был разворочен, несколько бревен завалились концами вниз. Пахом протиснулся через заваленный вход.
Ну что, Пахом? Монгол пытался разглядеть что-либо через бревна.
Ничего! Тряпье на нарах, каска, пробитый пулями котелок Во, целые патроны.
Подожди, Пахом, сейчас я пролезу, заторопился Монгол. Нас он остановил:
Всем нельзя. Может завалить. Патроны поделим.
Пахом с Монголом долго возились в землянке, наконец, появились, сначала Монгол, потом Пахом. Подолы вымазанных глиной рубашек они держали руками.
Много набрали? нам не терпелось посмотреть на патроны.