Даром что красивая, а будет так перебирать и в девках останется, слышал я голос матери. Другая и некрасивая, а, глядишь, замуж выскочила и жить еще как будет.
Это уж точно, поддакивала тетя Нина. Недаром говорится, «Не родись красивой, а родись счастливой».
Чем Витька не жених? Воевал, собой видный, серьезный. И семья хорошая. Дядя Петя шишка по сельскому хозяйству. Тетя Клава сроду за ним не работала.
В голосе матери слышалась обида за Витьку. Тетя Нина чуть помолчала и с матерью не согласилась:
Да нет, Шур, простоват все же Витька для нее. Деревенские они, а Ленку вон как воспитали, как одевают. Сейчас-то приехала к родителям из Ленинграда. В институт поступила.
Ну, не знаю, Витька на руках бы ее носил. Уж очень они гордые.
Насильно мил не будешь.
Старые говорят: стерпится слюбится. А сейчас женихи, где они? Другая рада бы хоть за какого ни на есть инвалида, лишь бы мужик был.
А по мне, чем какой-нибудь, лучше вообще никакой, зло ответила тетя Нина. Недовольные друг другом женщины замолчали.
Все же Витьку жалко, извелся весь, примирительно сказала мать.
Ничего, от этого еще никто не умирал. Сук по себе рубить надо. И Витька твой найдет бабу попроще и думать про Ленку забудет.
В большом доме с высокими окнами напротив жил прокурор с прокуроршей и двумя дочерьми, Еленой и Эллой. Девятнадцатилетняя Елена была настоящей красавицей, и за ней робко ухаживал демобилизованный офицер Витька Голощапов. Ходил Голощапов в военном кителе без погон, в синих галифе и хромовых сапогах. Китель украшали желто-красные нашивки о ранениях и шесть медалей. Голощаповы занимали просторную квартиру в нашем доме, а окна их выходили на улицу и смотрели на прокурорские окна.
Наша ровесница Элла с нами не водилась, ее учили играть на пианино, и она изводила улицу гаммами. Кроме гамм мы от нее больше ничего не слышали. Иногда она пела под свои гаммы, голоса не хватало, и она пускала «петуха». Мы дразнили Эллу с улицы, кукарекая на все лады. Тогда ее мать захлопывала окна, предварительно обозвав нас «хулиганьем» и «босью драной».
Жили прокуроры богато, У них был телефон, может быть, единственный на улице. Позже телефон поставили переехавшим в наш двор в пустующую квартиру в кирпичном доме Григорянам. Месроп Аванесович Григорян, отец Армена и его сестры Таты, работал в горкоме партии.
Мам, есть хочу! окончательно стряхнув с себя сон, заявил я.
А, проснулся. Умойся сначала, потом будешь есть.
Хотя бы «здравствуй» сказал, жених, засмеялась тетя Нина.
Здравствуйте.
То-то здравствуйте! ворчливо заметила мать. Сегодня-то куда вас понесет? От ребят отбою нет. Где носит, с кем носит? Улица, одна улица на уме, пожаловалась мать тете Нине.
Здоровый парень, чего ему не носиться? заступилась за меня тетя Нина. Пусть мускулы нагуливает.
Я не сказал, куда меня понесет сегодня, потому что сегодня мы шли в лес, куда дорога нам была заказана. В лесу оставались еще снаряды, патроны и могли быть мины. И хотя минеры поработали везде, где могли быть мины, опасность наткнуться на мину оставалась. Все еще помнили, как на мине в Медвежьем лесу подорвались братья Галкины и Толик Беляев из нашей школы. Старшего Галкина разнесло на куски, Толику оторвало ногу и ранило в голову, и он так и умер, не приходя в сознание. Младшему Галкину, наверно, потому что он шел последним, «повезло»: он лишился двух пальцев на левой руке, у него осколком вырвало щеку и контузило. Минеры еще раз прочесали лес миноискателями, но кроме мин оставались еще патроны, неразорвавшиеся снаряды, гранаты.
Тогда попало под горячую руку от матери Ваньке Пахому. Она отодрала его ремнем, приговаривая:
Не ходи в лес, не ходи!
Мы потом спросили, заступаясь за Ваньку:
Тетя Клава, за что вы его били, он ведь в лес не ходил.
Знаю, что не ходил, согласилась тетя Клава, Только теперь уж точно не пойдет.
Галкина хоронили в закрытом гробу. Толю несли в открытом. Но какое это имело значение! Обоих не было в живых.
После этого случая в лес ходить долго никто не решался. Потом у ребят с других улиц появился порох причудливой формы: в виде желтых цилиндриков; мелкий, черными кристалликами, и в виде палочек. Мы выменивали порох на биты, покупали на выигранные пятаки. Порох вспыхивал от спички и моментально сгорал, хорошо стрелял, если его положить на железку или гладкий камень и ударить молотком или другим тяжелым предметом