Ну, вы и надышали! поморщился я. Что, пришлось «переработать»?
Представь себе! шумно выдохнул подполковник, опуская закатанные рукава неформенной рубахи. Ну, совершенно некондиционный товарищ! Помнишь, как Бендер говорил Корейко: « Вы произошли не от обезьяны, как все граждане, а от коровы. Вы соображаете очень туго, как парнокопытное млекопитающее». Так и этот!
Подполковник раздражённо кивнул головой на всхлипывающего сынка.
Мы ему улику за уликой, а он нам: «Я не я, и лошадь не моя!». Пришлось стимулировать.
Я усмехнулся.
А «чапаевские носки» ты ему давал понюхать?
«Что я: изверг?!» моментально включился подполковник. Остальные мастера оздоровительных процедур отмолчались: они не были знакомы с «бородатым» анекдотом советской поры. Но, судя по ухмылкам на лицах, намёк поняли все.
Мы объяснили товарищу, чем его упрямство грозит его же заднице, ухмыльнулся замначУУР, также никогда не уклонявшийся от «трудовой вахты».
И?
Подвижки незначительные, так что мы держимся из последних сил.
Отвечая мне, майор смотрел «почему-то» на подследственного. От этих словах «начюстовский отпрыск» вздрогнул: понял, что из «высокопоставленного» может оказаться «просто поставленным» и даже «низко опущенным».
По причине столь незначительного прогресса в вопросе достижения консенсуса мне оставалось лишь вздохнуть, снять пиджак и закатать рукава сорочки.
Ну, что ж: приступим.
Сынок втянул голову в плечи: вероятно, он решил, что я прибыл на подмогу уставшим товарищам вместе со своими «отдохнувшими» кулаками и ботинками.
Итак, что показал наш главный фигурант?
«Мальчонка» ещё раз вздрогнул: всё же, он был неглуп, этот папенькин сынок. Во всяком случае, понять значение слов «главный фигурант» мозгов у него хватило.
Подполковник устало навис над подследственным, словно подготавливая его к работе «артиллерийским наступлением» «огнедышащим» глаз.
Обвиняемый
НачУУР тоже неспроста «повысил процессуальный статус» папенькиного сынка: тот отреагировал моментально очередной партией рухнувших вниз слезинок.
признал
И это «звучало» и било по ушам, мозгам и поджилкам: не «показал», а именно «признал»!
что в день убийства действительно «выяснял отношения» с отцом. Выяснять начал ещё днём, уже будучи «хорошо подогретым». Затем выяснение было перенесено на улицу. Точнее, лишь сынок «выяснял» их там: папенька оставались в кабинете. Сынок поматерил отца, пригрозил ему смертоубийством Пригрозил?
Палыч нырнул в зарёванные глаза подследственного и тот заревел ещё сильнее:
Я же не по-настоящему! Я
Пригрозил, мать твою?
Сжимая медвежьей лапищей хрупкое плечо сынка, подполковник забрался октавой повыше. При таких обстоятельствах подследственному не оставалось ничего другого, как покорно кивнуть головой.
Давно бы так! ослабил хватку Палыч. Идём далее.
Не будучи приглашён на вечеринку для избранных, обвиняемый
Подполковник упорно гнул как свою линию, так и сынка.
избрал и пригласил себя сам. Охранник не посмел «дезавуировать самопровозглашение» отпрыска самих начальника областной юстиции и обвиняемый получил законную возможность разобраться с папенькой «по полной». Дождавшись, пока отцу «приспичит», сынок последовал за ним в туалет. Кстати, первоначально обвиняемый решительно отрицал своё присутствие в туалете. Но, будучи изобличён свидетельскими показаниями и вещественными доказательствами, обнаруженными на месте преступления
В этот момент я не удержался и покосился на короткий резиновый шланг с явными следами участия в изобличении, как минимум, наравне с остальными доказательствами.
обвиняемый признался в посещении туалета.
Палыч ухмыльнулся и переключил на меня взгляд, которым он только что насквозь просверливал трепещущего отпрыска.
И вот тут, друг Петрович, начинается самое любопытное. Оказывается
Подполковник воздел указательный палец.
сынок задержались в дороге и папенька успели закрыться в кабинке. Как показал обвиняемый, когда он окликнул папеньку, тот «послал» его. Тогда он попытался открыть дверь, но не смог. От излишнего усердия и лишнего же количества потреблённого алкоголя он потерял равновесие, упал, и ударился головой о пол. Очнулся, поматерил отца, после чего ушёл, а больше он ничего и не помнит.