При трении слышался мерзостный смрад
Невольно припомнил я грязную воду,
В которой сидел я по самую шею
Из лужи поднялся, пошёл к огороду;
Сижу и курю сигарету, точнее
(Запомним про то, как срезают винтовки:
Рукою берут безопасную бритву
И быстро срезают движением ловким:
Уж эта винтовка и в землю зарыта!)
Откуда на кладбище птицы берутся?
И черви, пиявки, лягушки откуда?
Пошёл я домой, замечаю: дерутся!
А может, и нет Всё равно: просто чудо!
Лягушки бывают изрядные очень.
Вот давеча, впрочем, однажды на медне
Сидим мы на почте и мокрое мочим
(Да, в водке мочить, несомненно, безвредней,
Хоть пиво не водка, а водка не пиво.
А пиво, конечно, напиток отменный,
Хотя от него очень выглядишь криво
Хоть выглядеть должно весьма огроменно!)
То самое, что я лениво кусаю,
Кусками большими свой рот наполняю,
Куски эти в лужу и в море бросаю
Они прокисают и быстро линяют
Мне жалко порою куски эти даже
Настолько они в глубине гармоничны.
И я разложил их тогда в Эрмитаже,
Повымазав сажей и кремом клубничным
Толпа горделивых людей проходила,
Смотрела на них и привычно ворчала:
«Поставили б лучше большое удило,
Оно б из паркета красиво торчало,
Зубами стучало и даже рычало!»
Они говорили мне хмуро, пока
По залу ходили в конец и в начало,
Слегка поворачиваясь на каблуках
А я им ответил: «Куплю лучше лески,
На гвоздь намотаю, на берег пойду
И буду ловить я колбасны довески
В аквариумé али может в пруду!»
Они мне ответили: «Cам ты придурок!»
Я ж маски проверил им всем, а затем
Им в рот запихал сигаретный окурок
(С окурком расстаться легко было с тем!),
Потом я на почту пришел, помолился
На образ Мадонны на пыльной стене,
Заснул Мне, конечно, комбайнер приснился,
Лениво паривший в седой вышине.
Руками своими он звёзды хватал и
Кидал их во бункер комбайна, крича:
«Отдайте, безумцы, скорее сандали
Едва ли вы знали, ваш груз волоча,
Что значит оно!» и на этом прервавшись,
Стал грустен комбайнер и даже суров,
Комбайн же его, почему-то порвавшись,
Был вовсе, мы прямо твердим, нездоров:
Он порван был вдоль, прямо до половины,
И в бункере звёзды стучали, журча
Пошёл я в аптеку, купил санорина
И в бункер спустился, комбайн сей леча.
И вылечив мигом его за минуту
Я вывинтил свечи, колёса погнув
Вот что-то в бумагу лежит завернуто
Конечно, узнал я, её развернув,
Что было в бумаге в тот час полуночный
Завёрнуто слоя наверно во три
То был крокодил весь зелёный! Нарочно
Его осмотрел я всего изнутри,
И вижу: бинокль! А может, монокль
Не видно во тьме абсолютно вообще.
(Сейчас бы угнать Студебекер, Зилок иль
Колок иль гитарный, в борще иль во ще
Вощще Это ясно мне с первого разу.
Хоть сумрачна ночь, и рассвет впереди,
О нет! Не спастись, не спастись от маразма
Он снова везде, от него не уйти)
Уныло! Я вылез. Везде скрежетали.
Обвислые балки чернели уныло.
Они же в окрестности воздух глотали,
А также ссыпали цитрат аммонила
В глубокие ямы (которые, впрочем,
Ничуть не похожи на грязные ямы
Хотя, если честно, то в общем-то очень,
Пожалуй, совсем даже, скажем вам прямо,
Весьма) Да! Потом я залез в мусорпровод,
Помоями мигом меня завалило
Для самоубийства прекраснейший повод
И он на курок нажимает счастливо
Наверх! Вне пространств вереницею строгой
Они проходили, обличья забыв,
Лишь разве ведущий наряжен был в тогу
Он курит устало, блудлив и ретив
Кругом разрастался мучительный грохот,
А я улетаю, забыв парашют
(Тут он произвёл омерзительный хохот
Ему обязательно «вышку» пришьют)
«Откуда ты, мальчик?» он спросит, усталый;
Тогда остается заносчиво лгать
Ему постоянно мешали обвалы,
Он душу пытался от тела отъять
В том самый момент и всё хуже я помню
Запаянный, вкрапленный, воткнутый в мир
Я передвигался как он, автономно
В зените был славы, как честный вампир
(А запахом бойни он с детства отравлен)
Пропеллер кромсал озверевшую плоть;
Он быть наказанием нашим приставлен
Господь Бог счастливо кусает ломоть.
Мы пену срезаем заржавленной бритвой,