3.
Он крыши крыл фанерой.
Он полный распиздяй!
Когда-то пионером
Был старый дед Митяй
Теперь уже не дышит,
Не слышит (он хромой),
Ничуть не кроет крыши
И не идёт домой,
Но многие заместо
Его заместо здесь
Замес такой, известно
Оно замес и есть!
Но крыши крыть бетоном
За шиворот стечёт.
Засим макаром оным
Работать недочёт,
Опасная идея,
Особенно когда
Фанеру клеем клеют
Некрепким, как вода
Бетон фанеру эту
Согнёт, как банный лист,
Он затечёт в штиблеты
И по штанинам вниз
Но без фанеры он бы
Так кучей и лежал!
Вот если катакомбу
Построить, иль подвал
Тогда с бетоном этим
Подавная хуйня
Мне нелегко на свете!
Все мысли у меня
Душой болеют жарко
Строительством домов!
Я как электросварка!
Опять же, Иванов
Не будет крыть фанерой
Он матом кроет всё.
Мы все как пионеры
По жизни флаг несём,
И стих! И голос буден!
И шиферную жесть!
Когда такие люди!!!
Пойду груздей поесть.
4.
Так вот. О чём я? Значит.
Промозглый хлеб жуя,
Не может быть иначе
Поэмища моя
Ух, бля! Уже немало
Наизрекал я тут!
Полезну в одеяло.
Торжественный капут!
Rule On
В течение лет бесконечным потоком
Надеялся истину я обрести,
Но был обескровлен погибельным роком,
Пройдя к полудню половину пути.
Наш мир бесконечен, как солнце в пустыне.
От солнца в пустыне случается жар
Я вещи в движении вижу отныне,
Здесь зыбкий восторг,
там бесплотный кошмар
Нет нашей вины в нескончаемой боли,
Восход предвещает начало конца,
И я обретаю бесстрашие воли,
Безропотно сбросив личину с лица .
Как нам изменить гомогенность суждений
Имея в наличии лишь кристалличность,
И плюс сублимацию при охлажденьи
В итоге создав совершенную личность?
О, я разрушаю клыкастые горы,
Предчувствую гибельной силы прогресс!
Давайте окончим бесплодные споры,
Подключим приборы, успешно и без
Нас гнусно преследуют Гиббс и Дюгем,
Для них равновесие значит спасенье.
Но в дверь выливался расплавленный джем,
А день был какой? Никакой воскресенье.
Творенья весны выдавал сублиматор,
Весь мир превратился в убежище зла;
Мы долго глотали комочкам вату;
Из шкафа змея, напевая, ползла
Как все изменилось! Был ветер разбужен,
Утопленный тополь пушинки взметал
На завтра циклон к нам придёт в полукружье.
Сквозь город настойчиво шёл самосвал
Предвидеть, представить, предстать предо мною,
Конечность конца концевать наконец
Верблюда упорно смывало волною,
Хоть был он отнюдь и весьма не юнец,
Пока не столкнулся с горчичным комбайном
В моторе открылось окошечко в ад;
В тот миг по стеклу плыли два-три трамвая,
При трении слышался мерзостный смрад
Невольно припомнил я грязную воду,
В которой сидел я по самую шею
Из лужи поднялся, пошёл к огороду;
Сижу и курю сигарету, точнее
(Запомним про то, как срезают винтовки:
Рукою берут безопасную бритву
И быстро срезают движением ловким:
Уж эта винтовка и в землю зарыта!)
Откуда на кладбище птицы берутся?
И черви, пиявки, лягушки откуда?
Пошёл я домой, замечаю: дерутся!
А может, и нет Всё равно: просто чудо!
Лягушки бывают изрядные очень.
Вот давеча, впрочем, однажды на медне
Сидим мы на почте и мокрое мочим
(Да, в водке мочить, несомненно, безвредней,
Хоть пиво не водка, а водка не пиво.
А пиво, конечно, напиток отменный,
Хотя от него очень выглядишь криво
Хоть выглядеть должно весьма огроменно!)
То самое, что я лениво кусаю,
Кусками большими свой рот наполняю,
Куски эти в лужу и в море бросаю
Они прокисают и быстро линяют
Мне жалко порою куски эти даже
Настолько они в глубине гармоничны.
И я разложил их тогда в Эрмитаже,
Повымазав сажей и кремом клубничным
Толпа горделивых людей проходила,
Смотрела на них и привычно ворчала:
«Поставили б лучше большое удило,
Оно б из паркета красиво торчало,