Я научилась филировать звук, петь piano, у меня большое дыхание, крепкие, безотказные верхние ноты, причем пользуюсь я всеми вокальными приемами совершенно сознательно, применяю их легко - к своему профессиональному сценическому опыту я добавила хорошую вокальную школу. Я уже могу реализовать мои природные возможности, мой драматический дар и музыкальность - все, что жило во мне и чем я не умела пользоваться раньше.
Жизнь прекрасна! Ощущая себя молодой и счастливой, иду в мае 1952 года по Невскому проспекту. Солнце светит, погода чудесная. Сейчас поверну направо и выйду на Марсово поле, к любимому Летнему саду. Стоп! - афиша на Доме актера: "Большой театр СССР объявляет конкурс в стажерскую группу. Запись заранее и т. д." Рядом стоят люди, тоже читают афишу. Спрашиваю их:
- Что такое стажеры, вы не знаете?
- Это молодежная группа. Сегодня уже третий день конкурса.
Пойти, что ли, послушать? Пойду.
В то лето представители Большого театра прослушивали певцов почти во всех крупных городах Союза: в Ленинграде, Киеве, Харькове, Саратове, Одессе, Минске, Свердловске, Новосибирске и многих других. Первый тур прослушивания проводился на местах, а второй и третий - в Москве, в Большом театре.
Надо сказать, что я в жизни своей не участвовала ни в одном конкурсе, не хотела.
Вошла. Зал небольшой, темно, впереди - стол и за ним жюри: тенор Большого театра С. Хромченко, пианист С. Бриккер и Н. Дугин, секретарь. Смотрю, моя пианистка Люда Патрушева пришла слушать конкурс - ее знакомая поет. Сели вместе. Выходят молодые певцы, студенты консерватории - неопытные, зелень все, хотя голоса хорошие.
- Люда, что происходит-то? Ведь это все до смерти неинтересно.
А чуть кто получше споет, в комиссии уже оживляются: эту арию спойте, ту спойте. Меня даже зло берет.
Да что они, с ума сошли, что ли? Ну и уровень! Дальше и слушать нечего... А все же не ухожу.
Сидим; мы час, другой, и вдруг Люда толкает меня в бок:
- Вам бы пойти...
Как будто мысли мои подслушала.
- А что? Может, и правда пойти?
- Конечно. Вы же опытнее их всех.
- А что петь?
А сердце уже колотится.
- Как что? Аиду.
Эх, была - не была! Я влетела в перерыве в комнату жюри:
- Здравствуйте! Я бы хотела спеть.
Из тех троих первым отреагировал тенор, Соломон Хромченко:
- О-о, здравствуйте! Вы спеть хотите?
И уже разглядывает, что за птица. Тенору по амплуа полагается включать эмоции на хорошеньких женщин. Так боевой конь реагирует на звук трубы.
Дугин - тот свое:
- Вы записаны?
- Нет.
- Что же вы не записались? У нас порядок...
- Я не знала, что конкурс, только сегодня афишу увидела.
- Так вы и не готовились, завтра последний день...
Хромченко не выдержал:
- Слушай, чего ты ей голову морочишь? Готовилась - не готовилась, не твое дело. Приходите петь.
- Когда?
- Сегодня.
- Сегодня?!
- Ну да, после перерыва, в 4 часа. Мы должны были закончить завтра, но если сегодня успеем прослушать всех оставшихся, то ночью уедем.
- Хорошо. (А сама волнуюсь - может, сегодня у меня и голос не звучит!)
- Что же вы будете нам петь?
- Аиду.
- Аиду? Какую арию?
- "Берег Нила".
Он, наверное, подумал, что я ненормальная, потому что в таком возрасте и с такой внешностью петь труднейшую арию совсем не обязательно.
- Вы учитесь или работаете?
- Я концертная певица, работаю в Ленинградской областной филармонии.
(Марка для Большого театра невысокая...)
- Так вот, - я уже ставлю свои условия, - сначала я спою романс Рахманинова "О, не грусти".
Те - сразу хором:
- Нам романс не нужен, времени не хватает, пойте арию.
- Нет, я спою романс. Во-первых, я на нем распоюсь, а во-вторых, может, я вам не понравлюсь, так зачем мне стараться, арию петь? Вот так, иначе не пойду.
- Хорошо, приходите.
Им хочется послушать - случай уж очень интригующий, не каждая молодая певица Аиду поет, да еще "Берег Нила".
Я договорилась с Людой встретиться в 4 часа в Доме актера и - бегом к Вере Николаевне.