На них смотрели с завистью: большинству больных он из-за дороговизны своей был недоступен (где же она, наша бесплатная медицина?).
Наступило заметное улучшение, но врачи категорически запрещали мне петь, а я уходила в лес и пела. Я чувствовала, как с каждым днем наливаюсь жизнью, и мне хотелось кричать об этом на весь мир; мне хотелось петь, любить - ведь мне было только 23 года! Я разжигала костер и пела над ним Марфу из "Хованщины": "Силы потайные! Силы великие! Души, отбывшие в мир неведомый! К вам взываю!" В эти минуты я чувствовала себя владычицей мира.
То, что со мной произошло, врачи считали чудом: исчезли палочки Коха, затянулась каверна. За два месяца я поправилась на 16 кг, знакомые не узнавали меня на улице - так я изменилась внешне. А еще через месяц я уже выступала в концертах - не было денег, мы влезли в долги, продали все, что можно, чтобы платить за стрептомицин.
Первое время старалась не перегружаться, береглась от простуды, - а потом все опять пошло, как прежде: в машину - и пошел!.. на том свете отдыхать будем...
Когда я снова пришла к Вере Николаевне, сильная, пополневшая, - голос прямо рвался наружу, меня несло, как на крыльях. Вера Николаевна сказал мне:
- Не слушай врачей. Начинай заниматься. Правильное дыхание и пение на дыхании поможет тебе вылечиться навсегда.
Так оно и случилось.
Со свежими силами и энтузиазмом я окунулась в любимые занятия. На уроках у Веры Николаевны я - уже певица с хорошей техникой, с большим, раскрытым оперным звуком, но, кроме нее, нескольких ее учеников и моей пианистки, никто еще не слышал, не знает моего настоящего голоса - даже мой муж, потому что в моих концертах по провинциям я продолжаю петь свой прежний репертуар, требующий интимности, легкого напевания. У меня репутация талантливой, обаятельной, но "безголосой" певицы.
Сама же чувствую, что скоро выйду на другую дорогу. О карьере оперной певицы я не думала, оперный театр творчески не привлекал меня, я, скорее, готовилась в будущем быть хорошей концертной певицей, тем более, что по природе я - индивидуалистка, вот у меня и будет свой театр.
Мой муж относился к занятиям моим скептически:
- Зачем тебе это нужно? Ты на пути к прекрасной карьере. Делай эстрадный репертуар, и через пару лет ты уже будешь знаменитостью. "Чистое искусство" неизвестно еще, что из этого выйдет, может - да, а может - нет, а здесь у тебя верняк, в будущем - большие деньги, сама себе хозяйка.
На уроках моих он никогда не бывал - уверен был, что мое увлечение скоро мне надоест. Он хорошо ко мне относился - как и я к нему. Заботился обо мне, как нянька, за продуктами сам ходил, за руку меня на улицу гулять водил... Мне жилось с ним спокойно, и я, в общем-то, была счастлива, до тех пор, пока не поняла, что отношусь к нему не как к мужу, к мужчине, а как к любящему отцу. А тогда супружеские отношения становятся противоестественными. Марк, конечно, чувствовал, что я все больше отстраняюсь от него, и надеялся удержать меня совместной работой - в жизни артиста это чрезвычайно важно. Незаинтересованность, равнодушие, с которым он относился к моим занятиям, уязвили меня. Я замыкалась в себе, перестала делиться с ним своими замыслами и надеждами и скорей спешила убежать к Вере Николаевне.
К тому времени я почти восемь лет выступала на профессиональной сцене, у меня уже был большой опыт. Я хорошо знала вокальную литературу, любила симфоническую, инструментальную музыку, все свободные вечера я - на концертах в Большом зале Ленинградской филармонии.
Идет к концу второй год моих занятий с Верой Николаевной, открывшей мне тайны вокального искусства, и для меня уже не существует технических трудностей.