прощайте, передние зубы! Ходил теперь бедный Веня с одними их обломками.
Веню было очень жалко. А теперь ещё и это.
Да что же я его РОДИТЕЛЯМ скажу?! кричала учительница чуть не плача и всё «плеская» руками.
Катя не знала, что можно было бы сказать Вениным родителям.
Да знаешь ли ты, что его МАМА?!.. не унималась педагог. Да знаешь ли ты, что его мама УЖЕ?!.. она так и не смогла докончить фразу. Видимо, и сама не знала.
Не знала и Катя. Но, хоть и не зная наверняка, «что» там Венина мама «уже», «о чём-то таком» всё же догадывалась. И от этого ей было страшно. И стыдно. Ведь она никогда никого не била. И не роняла. Даже в шутку. Даже случайно. Даже нечаянно. И вот на тебе! Уронила! И теперь не знала, как исправить случившееся. Вернее, знала, что исправить уже ничего не исправишь: ни зубы Вене новые не вставишь, и не отрастут они (Катя и за них чувствовала свою ответственность ведь на её же глазах они «выбились»), ни голову разбитую вот так сразу не вылечишь (хоть голова-то у Вени как раз на месте и целая даже крови нет, просто болит сильно сотрясение, наверное), ни новую здоровую, которая сама бы следила за тем, чтобы её незадачливый хозяин не падал, не приставишь.
И Кате так жалко стало бедного Веню ужасно жалко! ещё жальче, чем раньше: и так без зубов, а теперь ещё и с головой битой! жалко до слёз Хоть сам он и не плакал ни тогда, ни сейчас.
Зато по Катиному лицу вот уж кто плакал! слёзы катились градом, лились рекой (и позже некто будет вспоминать-смаковать: «Как ты ревела, Кислова! Как ты реве-е-ела!»).
Она уже хватала ртом воздух, как будто вот-вот захлебнётся.
Господи! Да она ведь не нарочно! Она ведь нечаянно!
По простите меня, про пожалуйста!.. Я я я не хо хоте-е-ела!..
Но ни Катино чистосердечное признание, ни её раскаяние, ни слёзы, перешедшие уже в бурные рыдания, не только не смягчили мудрое и чуткое педагогическое сердце казалось, они ещё больше распалили его:
ВОН!! ВОН ИЗ КЛАССА!! грохнуло как гром среди ясного неба (впрочем, вовсе уже не ясного, а хмурого, местами весьма дождливого, грозового).
Дети оторопело притихли.
МАРШ ЗА РОДИТЕЛЯМИ!! ЖИВО!! И БЕЗ НИХ В ШКОЛУ НЕ ВОЗВРАЩАЙСЯ!! гремело-неслось Кате вдогонку.
Потому что она уже бросилась «вон из класса»!
Она даже не поняла, как это случилось просто вдруг
Бегом! В рекреацию!
Из рекреации в коридор!
Из коридора на лестницу! Один пролёт! другой! третий!.. Скорее! Скорее! Бегом!!
Не чуя под собой ног, скатилась по безлюдной лестнице и через тихий пустой вестибюль ведь урок уже начался кинулась ко входной двери И, когда она ещё только бежала к ней, когда только подбегала, приближалась, ей навстречу будто в замедленной съёмке из-за стоявшей в вестибюле парты стала подниматься какая-то тёмная фигура
А пока поднималась тоже медленно, как будто во сне, округлив почти до совиного размера глаза, произнесла-прошелестела на одном бесконечном выдохе:
Девочка, ты куда?..
Это был кто-то из дежурных всегда оставалась пара учеников, стороживших на входе и во время уроков по принципу «всех впускать, никого не выпускать».
Но Катя не ответила, она уже налегала руками и грудью на тяжёлую стеклянную створку
Она уже открывала их, эти двери, ведь их было две: одна!.. потом тамбур вторая!..
И вот уже она «на воле» скатывается, слетает вниз по ступенькам: раз, два, три, четыре, пять!.. Бегом! Бегом! Скорее!!
Она бежит через школьный двор, пересекает его и, выбежав из ворот школы, оказывается на бульваре, после чего ей предстоит перейти дорогу улицу одну! затем ещё бегом другую!
И вот уже Катя на горке! И с неё виден её дом!! И ведущая к нему дорожка! Наискосок мимо детской площадки и старой тропарёвской берёзы
И Катя бежит! летит! по дорожке!! мимо детской площадки и берёзы такой солнечной! тончайшие ветки её все в мелких бледно-жёлтых листочках плакучей
Летит, как поросёнок Пятачок со своим зелёным шариком! Только без шарика
Но зато в красных вельветовых тапочках на шнуровке и на мягкой светлой подошве
И без куртки. И даже без кофточки своей!! красной шерстяной Ведь директор запретил
Хорошо ещё, что не так холодно а ведь уже осень
Катя бежит! летит!! не разбирая дороги и не ощущая собственного тела! а ощущая только его этот полёт!! и этот осенний воздух свежий, лёгкий и вместе с тем упругий и плотный странно, непривычно и одновременно приятно холодящий руки и грудь сквозь тонкую ткань коричневого платья и плачет.