Ну, ты размечтался! На ку-ку-кукушек!
Да нет, это ты размечтался! удивился Михрюська, который не сомневался, что про кукушек сказал Пинь.
Нет, ты!
Нет, ты!
Лесовуны рассердились и готовы были броситься друг на друга, но тут Иванушка вышел из-за деревьев и успел встать между ними:
Ну вы еще подеритесь! Это я сказал ку-ку-ку-ку!
Иванушка! Друг ты наш дорогой! закричали Михрюска и Пинь радостным хором.
Они очень любили Иванушку
Что так давно носа в лес не казал? спросил Михрюська.
Матушка не пускала, объяснил Иванушка. Она во мне все еще младенца-несмышленыша видит. Я так никогда не вырасту, если вечно будут за подол матушкина сарафана держаться!
А мы по тебе скучали, верно, Михрюська? сказал Пинь.
Скучали, скучали, елками-палками клянусь! радостно согласился Михрюська.
Да вы ж не любите, когда люди по лесам шастают! удивился Иванушка. Так и норовите головы им закружить, с тропы сбить, смехом да чихом пугануть, заманить в чащу, откуда не выберешься.
Что ты, что ты, Иванушка! махнул корявой лапой Пинь. Кого мы смехом да чихом пугаем? Того, кто грибы не соберет, а вытопчет, цветы сорвет да выбросит, деревце сломает без надобности, дичи настреляет больше, чем надобно, или, храни нас Ярило, Карачун и все лешие, костер в лесу разведет да не погасит! А ты этого никогда не делаешь. Ни гнезда не разоришь, ни самого малого зверька лесного не обидишь!
А зачем же я буду это делать? воскликнул Иванушка. Разве я один на Руси живу? Мои деды и прадеды мне эту землю, эти леса и реки, поля и горы оставили значит, и я должен для внуков и правнуков своих нашу землю сохранить такой, какая она есть, урону ей не причинив. А если придется от ворога защитить! Огниво, наш сосед, рассказывал, что отец мой пал в битве против степных поганцев, но ни пяди земли родной им не отдал.
Огниво! уважительно воскликнул Пинь. Хороший он человек, воин славный! По-прежнему учит тебя рубить мечом и владеть копьем?
А то как же? кивнул Иванушка. Степные поганцы никак не уймутся. Испокон веков лезли и теперь лезут на Русь. Надо страну от них беречь. Не миновать и мне этой доли, когда вырасту! Да ладно об этом. Вы мне лучше скажите, что это вы тут кричали про ежей да ужей? И что здесь делаете?
А это мы в карты на лесную живность играем, показал карты Пинь.
Выиграет Пинь к нему из моего леса звери бегут и птицы летят. Я выиграю ко мне его зверье бежит и птицы летят, объяснил Михрюська.
Ну, это ты, брат, хватил: зверье, птицы обиделся Пинь. Нет, на птиц да на зверей настоящие лешие играют, а мы кто? Лесовуны! Шишкуны, еловнички! Нам дозволено только мелочь всякую из леса в лес перегонять.
Но мы подрастем! уверил Михрюська. Мы обязательно подрастем! И вот однажды ты услышишь, Иванушка И лесовун закричал: «Зайцы мои серые! Зайцы мои белые! Покиньте лес Пиня Ушастого и идите в лес к Михрюське Еловенькому, служите ему верой и правдой!» И его зайцы все как один с места подхватятся и побегут в мой лес!
Пинь крикнул еще громче:
Лисы мои рыжие! Лисы мои черно-бурые! Покиньте лес Михрюськи Еловенького и идите в лес Пиня Ушастого, служите ему верой и правдою!
Кабаны мои кабанчики!.. завопил Михрюська.
Волки мои серые!.. надсаживался Пинь.
Так они бегали по лесу, изображая разных зверей и птиц, а вместе с ними веселился и Иванушка.
И вдруг в вышине раздался свист, потом треск, закачались деревья, несколько сломанных веток упали наземь. Что-то черное, крылатое, похожее на большую птицу, обрушилось с небес, но застряло в кронах деревьев.
Михрюська да Пинь спрятались в кустах и утащили с собой Иванушку, хоть ему было любопытно посмотреть, что это за птица такая.
А она бьется в ветвях, не может выбраться и стонет:
Помогите! Спасите! Погибаю!
Кто это?! шепнул Михарюська.
Храни нас Ярило, Карачун[2] и все лешие! Никогда такой птицы не видел! пробормотал Пинь.
Это не птица, а целый птицун! Наверное, он из чужедальних лесов прилетел.
Из чужедальних лесов, а может, из стран чужедальних!
Из тридевятого царства!
Из некоторого государства!
А неведомый «птицун» тихо стонал в вышине
Жалко стало его Иванушке и начал он выбираться из кустов:
О чем спорите? В беде кто-то! Не спорить спасать надо!
Но Пинь и Михрюська знай дрожкой дрожали и зубами стучали: