Комментарий, однако, не помешал ему думать о своем: почему, почему он не говорит всем, что ему известна фамилия несчастного самоубийцы? Фамилия-то скоро перестанет быть тайной, но где искать невесту князя Салтыкова? И что делать с Псалтырью?
– Хорошо, что хоть провизии успели закупить, да господин студент помог керосин доставить. – Темноглазая аккуратная Глаша, доселе молчавшая, выделила самое главное в предстоящем затворничестве семьи.
– Я завтра утром съезжу на станцию и скуплю все газеты, – пообещал сорвавшийся со своего места Прынцаев, готовый немедленно устремиться в сарай, чуланчик, просто на улицу...
Окончательно определившись с планом спасения семейства Муромцевых от возможного нашествия настырных журналистов, хозяева и гости попробовали найти более приятные материи для беседы. Следовало, в конце концов, оценить и кулинарные способности барышень, изготовивших чудный клубничный торт. К удивлению Клима Кирилловича, ни Сантамери, ни Петя Родосский, ни Прынцаев, казалось, совсем не интересовались ни персоной усопшего, ни побудительными мотивами, заставившими уйти из жизни совсем молодого человека. Их явно больше интересовала Брунгильда и ее завтрашний меланхолический репертуар – каждый давал свой совет, что стоит играть.
– Милый Клим Кириллович, а что подскажете вы? – К досаде пылких советчиков, нежный взор Врунгильды устремился на доктора.
– Сыграйте похоронный марш Шопена, – выпалил от неожиданности доктор.
Брунгильда с удивлением посмотрела на него.
– Пожалуй, лучше что-нибудь из Сен-Санса. – Граф старался не смотреть на смутившегося доктора. И уже откланиваясь и не замечая свирепых взглядов Пети, Сантамери галантно заявил, поклонившись Брунгильде, что подобного торта он не пробовал даже в Париже.
Вскоре все участники вечернего совещания на даче профессора Муромцева в подавленном состоянии духа отправились заниматься своими делами.
Доктор Коровкин вместе с Мурой и Глашей вышли на крыльцо и убедились, что Пузик на месте. Пока Мура ласково разговаривала с собакой, доктор пошел вместе с Глашей на ту сторону дачного участка, где стоял колодец и хозяйственные постройки – погреб и сарайчик. Следовало подготовить все необходимое для собачьего купания.
– Что ж, Глаша, будете молиться, чтобы полиция не нагрянула снова? – полушутя спросил доктор. – Ведь Мария Николаевна подарила вам Псалтырь. А я и молитв то толком не знаю.
– Боюсь, что и у меня для молитв времени не останется. Столько хлопот по дому! – вздохнула Глаша. – А Псалтырь я пока положила за икону. Чтобы очистилась.
– От чего же, позвольте полюбопытствовать?
– Надпись там была недозволенная, да я ее стерла, теперь книжечка святая должна очиститься от греха.
Доктор вздохнул с облегчением. Он хотел бы избавиться от Псалтыри, связанной с именем покойника, но пока еще не придумал, как ею завладеть. Не отправляться же в комнату горничной!
Как ни странно, пса довольно легко удалось заманить в таз с водой, и он не выказывал признаков неудовольствия. Полина Тихоновна передала Глаше кусок келеровского дезинфицирующего мыла, и теперь терпеливый Пузик слегка пофыркивал от непривычного резкого запаха. Во время купания на собачьем теле стали заметны какие-то болячки – то ли укусы, то ли раны от схваток с собратьями. Доктор захватил с собой флакон с перекисью водорода, и Муре удалось даже продезинфицировать раны слегка повизгивающего Пузика. За собачье терпение и доверие Пузика вознаградили чем-то типа ошейника, наскоро сооруженного из ремней.
– Глаша, – младшая профессорская дочь вручила поводок горничной, – отведите нашего спасителя в дом, пусть просохнет. В комнате можно его с поводка спустить.