Елена БасмановаБомбейские чудовища
Глава 1
Вбегает в аптеку мужчина и кричит: «Спасите! Жене стало хуже»! Аптекарь интересуется: «И пиявки не помогли»? Муж отвечает: «Нет. Три штуки съела и больше не хочет»!
Редакционную комнату эротического журнала «Флирт» заполнил дружный хохот сотрудников. Холодное февральское солнце едва освещало просторное помещение, в котором журналисты сошлись на традиционное собрание по планированию следующего номера своего популярного еженедельника. Ленивые лучи с трудом добирались до концертных и театральных афиш в простенках между шкафами, застревали в кипах потрепанных журналов и газет на полках, замирали на желтоватых изразцах жарко протопленной печи.
В сумрачной сотрудницкой стоял бритоголовый, белобрысый молодой человек, известный фельетонист Фалалей Черепанов и изображал незадачливого муженька. Справа, за столом, заваленном бумагами, расположился заместитель редактора Антон Треклесовна этот раз и он, обычно вялый и пресно-серьезный, изволил рассмеяться: его внушительное пузо и двойной подбородок мелко-мелко тряслись. В углу наискось от Треклесова, за другим столом, сидела строгая барышня с дурным характером, Аля Крынкина, но и она нынче не смогла сохранить серьезности. Громче всех смеялся дородный красавец женоподобного видатеатральный обозреватель Модест Синеоков, в его подведенных глазах блестели слезы. Тихо хихикал притулившийся на подоконнике переводчик Иван Платонов, в толстовке и мятых брюках, заправленных в сапоги. Рядом с ним, сложив руки на груди, криво ухмылялся репортер Мурин.
А, Самсоша, друг, давай к нам, Фалалей хлопнул по плечу появившегося на пороге стажера, крупного, русоволосого юношу, будь как дома. Слышал последний анекдот? Лежат муж и жена. На другой день исполняется пятнадцать лет, как они поженились. Жена думает: «Что мне завтра подарит муженек? Французские духи или соболиный палантин?». А муж думает: «Если б я ее убил в первый день, завтра бы уже вышел на свободу!»
Новый взрыв хохота привлек и других сотрудников: из смежного закутка высунулись машинистка Ася и музыкальный обозреватель Леонид Лиркин, оба со стаканами в руках. Легкий аромат горячего чая влился в устоявшийся букет запаховдухов, одеколона, табака и бумажной пыли. Клетчатым привидением мелькнул в дверном проеме усатый человечек и, загребая кривыми ногами в сапогах, плюхнулся на стул напротив Треклесова. Лицо клетчатого было мрачно.
Стенные часы отбили половину первого.
Безобразие! возмутился репортер, в этой проклятой редакции нисколько не ценят чужое время. Уже полчаса потерял.
А куда вы так спешите, господин Мурин? Треклесов выпрямился в кресле и, подняв брови, смерил сидящего на подоконнике репортера влажным рыбьим взглядом.
Почему я не вижу госпожу Май? негодовал тот, не реагируя на вопрос. Почему задерживается собрание?
Ольга Леонардовна, господин Мурин, проводит важное совещание с господином Либидом, изрек Треклесов, отрывая руки от подлокотников и любовно оглаживая лежащий на столешнице последний выпуск журнала за январь 1908 года, полюбуйтесь пока на наш свежий номер. Весь тираж про падших мужчин распродан. Едва дозвонился до типографии, чтобы заказать дополнительный. Такой успех! Гонорар всем выписан в двойном размере! А вы бузите.
Вы счетовод, вот и считайте ваши рубли и копейки, заработанные нашим потом и унижением, вспыхнул Мурыч, а в творческие проблемы не суйтесь. На этот журнал смотретьвредно для здоровья. До сих пор в себя придти не могу от унижения.
И мой очерк Майша испортила, включился в перебранку Синеоков, так ведь и не вставила туда гимназистика, хотя и обещала.
А ваша «Венера в мехах», господин Платонов, удивительная мерзость, подала голос Аля, вставая из-за стола и подходя к переводчику. Или вы решили поиздеваться над русскими читателями? Не верю, чтобы в Европе за такую гадость человека гением объявляли.
Да что вы, Алевтина Петровна, побагровел Платонов, у меня и оригинал имеется, на немецком, хотя я переводил с французского перевода, он изящней.
Лучше бы госпожа Май интересовалась отечественными талантами, не унималась Аля, вот вы сейчас у нее в фаворе, посоветуйте.
Она протянула Платонову журнал.
Что это?
«Современное обозрение», свежий номер. Там есть чудесный рассказ. Трагический. О любви.
А кто автор?
Леонид Андреев. «Вот пришел великан Большой большой великан. Такой большой, большой. Вот пришел он, пришел. Такой смешной великан Вот пришел он и упал»
Аля неожиданно всхлипнула, развернулась на каблуках и вернулась на свое рабочее место.
Кстати, насчет великана, оживился Фалалей, вихрем перемещаясь к угловому столику и закуривая на ходу. Мужу присылают анонимку: «Ночевала тучка золотая на груди утеса-великана. Доброжелатель». Ха-ха-ха
На что вы намекаете, милостивый государь? Синеоков вскочил. Будучи ярым женоненавистником, женщин, служащих в редакции, он всегда защищал: не мог видеть женских слез. Ваши сальные шуточки, ваши двусмысленности оставьте для других, Алевтину Петровну не троньте.
Да я и не трогал ее, ей-Богу, Фалалей выкатил круглые глаза, какая ж она тучка золотая? Худая, чернявая, усатая
А великану дону Мигелю скелеты и нравятся, ввернул со злостью Мурин, видимо, не зная, как излить свое раздражение от бесплодно растраченного времени. Он обратился к Самсону, который без всякого интереса посматривал на коллег, и полушепотом спросил:Ну как, дружище, отдохнул? Что вчера делал?
Да ничего, хандрил, вяло отозвался юноша, полдня валялся, письмо домой писал, затем сходил в синема, посмотрел фильму «Охота на медведей в окрестностях Петербурга». Никогда не думал, что
Реплику свою стажер оборвал на полуслове, увидев рядом с репортером подскочившего клетчатого усача. Лягушачий рот клетчатого дрожал, глаза сверкали.
Тебе чего, Братыкин? изумился Мурин, подозрительно глядя на коротышку, и махнул ладонью перед своим носом. Фу, весь-то ты своей фотохимией провонял.
Господин Мурин, взвизгнул Братыкин, извольте встать, сию же минуту!
Что? крепкий, мускулистый репортер, раздувая ноздри, поднялся с подоконника. Да я тебя.
Братыкин выдернул руку из кармана и бросил в лицо Мурину что-то темное.
Оторопев, Мурин воззрился на упавший предмет.
Поднимите, сейчас же поднимите, негодяй вы этакий! топнул ногой Братыкин. Я вызываю вас на дуэль. Вы принимаете вызов или нет? Поднимайте перчатку сейчас же, трус несчастный! За оскорбление женщины вы ответите своей жизнью!
Мурыч побагровел, пнул ботинком перчатку и вцепился в лацканы клетчатого пиджака. Фотограф, зажмурившись, принялся выворачиваться, схватил нападавшего за глотку.
Они убьют друг друга! панически заверещала машинистка Ася. Разнимите их!
Не надо, пусть, рыжий Лиркин кинулся из закутка к дерущимся. Давайте, братцы, давайте, двумя дураками меньше будет!
А ты, провокатор, не подзуживай, внезапно разъярился красавец Синеоков и оттолкнул Лиркина.
Музыкальный критик наткнулся на венский стул, свалился вместе с ним на пол, мгновение непонимающе хлопал рыжими ресницами, но с растерянностью справился быстро, вскочил, схватил стул за ножку и занес предмет мебели над театральным обозревателем.
Самсон, Фалалей, Треклесов и Платонов бросились разнимать драчунов.
Что здесь происходит? Властный голос перекрыл шум и визг.
На пороге стояла Ольга Леонардовна Май. Рядом с ней возвышалась элегантная фигура господина Либида: тройка из английского трико оливкового цвета в модную крапинку удачно оттеняла его каштановую шевелюру и скрадывала недостатки слегка расплывшейся фигуры.
Ольга Леонардовна имела вид суровый, но была необыкновенно хороша. Высокая, тонкая, в синем английском костюме. Темные волосы причесаны на прямой пробор, скручены на затылке в вольный узел. Одной рукой она прижимала к груди пачку бумаг. Подняв к чуть косящим глазам лорнет, висевший на шелковом шнурке, владычица «Флирта» обвела ледяным взором живописную композицию. Затем опустила лорнет и проследовала к стулу с мягким сиденьем, который успел услужливо предложить ей Треклесов.