Портрет Сибилы Вэйн работы мастера Бэзила Холлуорда
Из Оскара Уайльда.
Запах талого воска и сгоревших фитилей
все еще опутывает сцену, декораций
дешевых навязчивы тени. С тенью твоей
так не хочется расставаться.
В сумраке гримерной среди сальных афиш
обитает твой взгляд. Аромат львицы
от флакона духов кружит голову. Ты не спишь,
ты желаешь в объятиях биться.
Раскидав свои тайны, как горсть маковых зерен,
ты лежишь обнаженной у ног земного владыки,
и тебе невдомек, что его взгляд черен,
ему нравится слушать твои сладострастные крики.
Запах талого воска скрывает убитых младенцев
и сыплет порох для Вертера. Невесомы
все звуки. Ладони твои в заусенцах,
меж ногами зажата бутылка рома.
Алый рот ждет поцелуя, он уже не ищет отравы
для слов-объяснений пусть говорят бедра.
Твой невинный лик удался живописцу на славу
его кисть работала бодро
Правильность линий лица и мистика очертаний
сводит с ума, и улыбка кротка и печальна.
Но нож на подушке жаждет новых свиданий,
стали глоток оставляет тебе на прощанье
запах талого воска. Он уже ненавязчив, и вскоре
предрассветная мгла мне откроет: ты та
желтая старуха в смешном головном уборе
с рваной раной внизу живота
Печаль королевны
Из Александра Блока
«Я покажу тебе удивительный мир,
Он прекрасен, как все, что тревожит поэта;
Это здесь, королевна, в тоске твоих лир
Все нетленно в сиянье лазурного цвета.
А там!.. Там в круженье полуночных вьюг,
Что безобразны, бесчисленны, святы,
Бродит Смерть, фонари задувая вокруг,
Подметая свои ледяные палаты.
О! Я сказочный город хотел бы тебе предъявить,
Словно паспорт на чьей-то незримой таможне;
Там каналы сшивают бетонные складки, как нить,
Что вдевает в игольное ушко хирург осторожный.
Ты будешь смотреть, как сгорает закат,
На снегу оставляя кровавые пятна.
Но, моя королевна, тебе не вернуться назад:
Если идти то идти безвозвратно.
Что мы нашли здесь, среди благовоний и роз,
Когда так навязчив запах болотных фиалок,
Тяжел и мучительно едок дым папирос,
Плывущий по лестницам винных подвалов.
Я подарю тебе ослепительно-пьяный наряд,
И крылатые сани извозчик помчит на Сенную,
Где так сладострастно красные лампы горят,
Где толстый фельдфебель пометит тебя поцелуем.
Я знаю, твоей неземной красоте
Позавидуют старые снежные девы.
В том городе взгляды и чувства не те,
К каким мы привыкли, о моя королева
Я дам тебе сцену в объятьях дешевых кулис,
Где декорации к полу гроздями прибиты,
Где сальные взгляды легко раздевают актрис
И ждут с вожделеньем приход Карменситы.
Мы станем рассматривать сирых калек,
Сидящих на паперти темного храма,
Но лаская не их, а тот розовый снег,
Что бьется под вечер в оконные рамы.
Как радостно видеть безродного пса
И коршуна, что в предвкушенье кружится,
И знать, что не будет маскам конца,
И ненавидеть любимые лица
Я подарю тебе стрекот пальбы
В том мире для нас даже пули не жалко.
И ты скоро поймешь, что колеса Судьбы
Это колеса твоего катафалка.
Я дам тебе право быть брошенной и
Глотать по ночам одиночества слезы.
И лунной тоской наважденья твои
Придут так навязчиво и без спроса.
Поверь мне, и я покажу тебе Тьму
Искристую патоку в всполохах серых, mо ясных.
Согласна ль оставить небесную эту страну?..»
И королевна с печалью сказала ему:
Я согласна
«Твой художник нашел себе имя Морфей»
Твой художник нашел себе имя Морфей.
Он уснет, и тогда
Оживут в мастерской среди бледных теней
Акварель и вода.
То ли рыцарь печальный спешит на закат,
То ли нищий бредет
В сад камней, ад камней, без креста, наугад,
Вот
Вот и графского замка рифленый пробор,
Мост цепной;
Вот поросший бурьяном немой косогор
Там некрополь твой.
Алый всполох на черном бархат прожжен
Июльской зарницей.
Бородатые старцы при свечке играют в бостон
Им не спится;
Трефы, пики И в тумане горных вершин
Кто там ходит?
По белому облаку, черный, один
Вроде
Винный запах вон машут большим бутылем:
Народ будет весел.
Руки тянутся это степь с сухим ковылем.
Выплыл месяц.
Небо вставлено в рамы вместо холста,
Утро близко.
У художника странно бледнеют уста,
Как у мертвого василиска