Доброе утро, говорит он. Что Вам снилось хорошего?
Четырнадцать тонн, отвечает Векшин и смеется. Смеется и Георгий Ашотович.
Хороший сон.
Векшин спрыгивает с полки, идет умываться и, возвратясь, садится к окну, напротив Георгия Ашотовича.
Вот мы и подъезжаем, говорит он.
Это Вы подъезжаете, поправляет его Григорий Ашотович. А мне дальше.
Все равно, подъезжаем, повторяет Векшин. Скорей бы уж
Машинист на паровозе включает свисток и протяжный и долгий свист несется впереди поезда, словно и он торопится скорее развести всех по своим местам.
2
В конторе перевалочной базы весь день толпился народ. Переговаривались, читали газеты, просто сидели на столах, подоконниках, курили. Не успел еще Векшин оглядеться, как его окликнули:
Илья!
С подоконника соскочил высокий парень.
Лёня! Вот здорово!
Они обнимаются, жмут друг другу руки.
Что это вас сколько собралось? спрашивает Векшин.
Еще больше будет, отвечает Леонтьев.
Он уводит Векшина к подоконнику и вкратце излагает ему ту обстановку ожидания, в которую они попали со дня приезда и которую Векшину придется теперь разделять вместе с ними. Он уже заканчивал свой рассказ, как во дворе послышался шум подъезжающей машины и голоса.
Берегов-Сережин, определил Леонтьев. Ба-альшой начальник.
Через секунду дверь распахнулась и в комнату вошел низенький человек. Тяжелые геологические сапоги грохотали по полу, полы пиджака развевались, показывая желтую блестящую кобуру, на голове торчала немыслимого синего велюра шляпа, из-под которой сверкали большие, в желтой роговой оправе очки. Ни на кого не глядя, он стремительно прошел к столу, плюхнул на него раздувшийся от бумаг портфель и сразу же начал в нем копаться.
Пожилой мужчина в морском кителе отложил газету и первым подошел к нему. Его лицо, открытое, потемневшее от ветров и солнца, странно контрастировало с густой сединой волос.
Кто это? шепотом спросил Векшин.
Черныш. Начальник механической мастерской, так же тихо ответил Леонтьев.
Они слезли с подоконника и вместе со всеми обступили стол.
Берегов-Сережин все так же, ни на кого не глядя, продолжал вынимать бумаги.
Вдруг он заговорил:
Ну, что? Знаю, знаю. Я тоже жду самолет. Вы его просто ждете, а у меня
Но, послушайте, сказала пожилая женщина. Зачем же вы нас вызывали? Ведь я от отпуска отказалась, приехала.
Лучше б вы ждали самолет, чем он вас, сказал Берегов-Сережин.
Ну, знаете, это просто возмутительно!
Пожилая женщина покраснела от гнева и пошла из конторы.
Пойдем и мы, сказал Леонтьев. Каждый день одно и тоже.
Люди выходили группами, обсуждая создавшееся положение. Молодая женщина в форменном кителе со звездочками инженер-геолога 2-го ранга уговаривала ту, которая спорила с Сережиным:
Да, Вы, Любовь Андреевна, не расстраивайтесь. Хотели идти в отпуск, ну и отдыхайте себе на здоровье.
Я не о времени, отвечала Любовь Андреевна. Просто возмутительно.
Вышли из конторы Берегов-Сережин и Черныш. Сережин был красен от возбуждения, растрепан. Векшин услышал, как он крикнул:
Я здесь начальник!
Гнилая философия, сказал Черныш. Не наша. Люди не хуже тебя. Вызвал изволь заботиться.
Берегов-Сережин, не отвечая, сел в машину. Немыслимая шляпа торчала над ним таким же колом, из-под пиджака оттопыривался «наган».
Давай! крикнул он.
«Газик» рванул и, обдав стоящих пылью, унес его нелепую фигуру.
Пистолет в шляпе.
Ну его. Пойдем, город посмотрим.
Я пойду в фонды, сказала Любовь Андреевна. Успею еще поработать часа два.
Они пошли со двора, сначала все вместе, потом кто направо, кто налево и вскоре в группе, где шел Векшин, осталось несколько человек.
Была та предвечерняя пора теплого и солнечного майского времени, когда день уже кончался, а вечер все еще не наступал. Проспект имени Сталина сверкал широким асфальтом. Шумный и людный, он напоминал московскую улицу Горького. Так же витрины магазинов выставляли напоказ свои товары, пестрели афиши кино, стоял телеграф, кратким словом «Енисей» объявлял о себе ресторан.
Векшин шел с Леонтьевым. Впереди двигались Черныш и два механика, Павлик и Сережа. Черныш ступал твердо и встречный поток людей обтекал его, как обтекает вода устои моста. Блестя орденами шли военные, пестрели яркие платья девушек, в синих, серых, коричневых костюмах, с портфелями, свертками, просто безо всего, задевая друг друга, останавливаясь у афиш, исчезая в дверях магазинов, торопливо взбегая по ступеням телеграфа, двигались различные люди. Этот живой поток, не умещаясь на тротуарах, заплескивал с обеих сторон мостовую и автомобили тревожно гудели, расчищая себе дорогу.