Иосиф проявил пленку больше для проформы. На безопасной квартире Моссада в Олимпийской деревне оборудовали походную лабораторию. По описанию кузины он и так понимал, о ком идет речь. Иосиф отозвался:
Ты попалась на глаза нашему, полковник поискал слово, другу. По случайному стечению обстоятельств она живет в соседнем номере. Она зоркая девушка. Увидев тебя и Мохаммеда, она насторожилась и сделала фотографии, Иосиф терпеливо повторил:
Где сейчас Саламе? Йохевед, он перешел на иврит, мы знаем, что у Альбатроса есть квартира в Мюнхене, в ее темных глазах Иосиф увидел страх, тебе известен его адрес или телефон? Альбатрос не сообщал в Лондон или Париж сведений о своем пристанище.
Еще одно лыко в его строку, вспомнил Иосиф русское выражение, любой оперативник на его месте поступил бы так же, однако начальство внесло его в черный список и не хочет слушать никаких доводов в его пользу, Хайди покачала головой.
Он обещал мне позвонить, а больше я ничего не знаю, Иосиф сделал еще одну попытку.
Ты боишься, утвердительно сказал полковник, я тебя понимаю. Йохевед, он подался вперед, Хайди отпрянула, я не желаю вам зла, но если случится теракт, в нем будешь виновата именно ты
Хайди неслышно шепнула: «Вы его убьете». Иосиф хотел что-то сказать.
Она права, понял полковник, узнай мы адрес Альбатроса, ему не жить, пусть он и сообщил о дате предполагаемого теракта. Хотя нет, его переправят в Израиль, чтобы выдоить из него нужные сведения и даже дядя Джон ему не поможет, Иосиф напомнил себе:
Хайди его больше не увидит. Я совершаю должностное преступление, он поднялся, не в первый раз, но теперь я хотя бы делаю это не из-за страха за карьеру, Иосиф тихо сказал:
Я выйду из комнаты. Ты позвонишь Альбатросу и вызовешь его на встречу завтра в центре города. Об остальном не беспокойтесь, я возьму все на себя, Хайди неслышно отозвалась: «Почему я должна вам верить?». Иосиф обернулся на пороге.
Потому что я видел вас в Сирии, но вы оба еще живы. Надеюсь, так случится и дальше. Звони, он кивнул на телефон, я сейчас вернусь, Иосиф надеялся, что Брунс не проявит семейное упрямство.
Он скажет, где обретается Саламе и все будет кончено, полковник нахмурился, третье сентября, откуда я помню дату? он заглянул в комнату Надин. Кузина подпиливала ногти, Пьер углубился в брошюру с расписанием Игр.
Посмотри, что произойдет третьего сентября, велел полковник, какие соревнования? Надин хмыкнула:
Баскетбольный матч. Моя бывшая родина, девушка скривилась, играет с Югославией. Штрайбль везет на стадион родителей, он заранее купил билеты, Иосиф отмахнулся.
Штрайбль здесь не при чем, он друг арабов. Надо найти события с участием израильтян. Ладно, я проверю наше оперативное расписание и усилю охрану на объектах, кузен внезапно спросил:
Ты можешь достать билеты на матч? Иосиф пожал плечами.
Могу, но Штрайбля они и пальцем не тронут, Пьер почесал обросший светлой щетиной подбородок.
Вдруг они хотят отвлечь внимание от основной акции, в чем бы она ни заключалась, Иосиф решительно отозвался:
Нет. Саламе не потратит силы на предупредительный удар. У него в распоряжении не так много боевиков, он прислушался к звукам из соседней комнаты: «Мне пора». Дверь закрылась. Пьер заметил Наде:
Мне почему-то кажется, что нам тоже стоит поехать на матч, девушка только кивнула: «Да».
Иосиф застал Хайди у телефона.
Никто не отвечает, растерянно сказала она, я не знаю, где аппарат затрещал, она сорвала трубку: «Да». Иосиф щелкнул пальцами. Хайди одними губами сказала: «Саламе».
Хорошо, услышал полковник, я буду готова, милый, попрощавшись, девушка повернулась к Иосифу:
Через полчаса сюда поднимутся охранники. Мне надо уехать из гостиницы Иосиф поинтересовался: «Куда?». Хайди мрачно ответила:
Не знаю. Саламе ничего не сказал, полковник шагнул к ней.
Дай мне телефон Альбатроса, потребовал Иосиф, я сам его найду, Хайди прижалась к стене, он вздохнул:
Я повторяю, что вы оба еще живы. Пиши телефон, Йохевед в его руке оказался клочок бумаги. Иосиф помолчал.
И будете жить дальше, обещаю.
На обтянутых фиолетовым мехом диванах хихикали парочки. Над розовым ковром пола, среди острых листьев пальм плыл сигаретный дымок. Вертящиеся люстры рассыпали по стенам блестящие блики. С танцпола слышался грустный голос Гарри Нилсона: «You always smile but in your eyes your sorrow shows, yes, it shows». Кто-то крикнул: