Одним из решающих матчей баскетбольного турнира станет скорая игра между Югославией и СССР, сообщила дикторша, матч состоится третьего сентября, но билеты на него давно раскуплены, Саламе щелкнул золоченой зажигалкой.
Адвокат приобрел билеты, он подмигнул Иоганну, но до спортивного зала он не доедет. Давай перекусим, велел Красный Принц, пообедаю я с женой в более изысканном месте, ковбойские ботинки Саламе простучали по дешевому линолеуму. Иоганн нарочито аккуратно растер окурок в пепельнице.
Хайди здесь. Хватит, разозлился Иоганн, надо вытаскивать нас из этого дерьма.
Приоткрыв окно пошире, Брунс пошел на кухню.
Письмо, написанное каллиграфическим, знакомым Иосифу почерком, привез в Кирьят Анавим Шмуэль. Узнав о его втором за две недели ранении, брат немедленно примчался из Рима. Иосифу предложили лечь в военный госпиталь, однако полковник Кардозо отказался, сварливо заметив, что он не хочет занимать койку, предназначенную для более тяжелых пациентов.
Дома и стены помогают, сказал он армейским врачам, доктор Гольдберг еще здесь, а он мне, можно сказать, второй отец, обычно Иосиф избегал кибуца, не желая сталкиваться с Михаэлем Леви.
Но когда-нибудь все равно придется это сделать, напомнил он себе, я обещал дяде Эмилю стать другим и я стану
Он утешил себя тем, что Леви почти не выбирается из семейных комнат. Иосиф действительно так и не увидел бывшего армейского товарища.
Врачи ходят к нему на дом, вспомнил полковник, а сейчас в кибуце объявили карантин, ко времени вспышки гепатита в детском крыле Иосиф покинул Кирьят Анавим. В кибуце, впрочем, не беспокоились о болезни. Детские хвори, как думал о них Иосиф, постоянно гуляли среди малышей.
И Шмуэль тогда вернулся в Рим, Хайди застыла на подоконнике, но сначала он передал мне письмо, Иосиф выучил ее строки наизусть.
Я сожалею о твоих ранениях, писала кузина, прости, что долго не отвечала тебе, чернила на бумаге расплылись от его слез, я пока не могу покинуть Африку, но посмотрим, что случится в будущем, она подписалась «Твоя Ева». Иосиф помнил все, словно это случилось вчера.
Никого другого мне не надо, доставая конверт, он всегда плакал, и никогда не понадобится. Я буду ждать ее столько, сколько она скажет, написав ответ, он заметил брату:
Ваша почта быстрее и надежнее, Шмуэль улыбнулся, ты, наверное, тоже собираешься в Африку или еще куда-нибудь, Иосиф помолчал, не кажется, что из тебя не выйдет ватиканского бюрократа, милый, он редко обращался так к брату. Шмуэль погладил его по ладони, пальцы близнецов переплелись.
Словно в детстве, понял Иосиф, мы, бывало, днями не разнимали рук. Мы на самом деле одно целое. Неудивительно, что мы влюбились в одну девушку, он видел все по глазам Шмуэля.
Обеты для него важнее, вздохнул Иосиф, он никогда не снимет с себя сан брат все так же разборчиво писал на ладони.
Говорят, что в сорок лет я стану кардиналом, прочел Иосиф, но я не оставлю страждущих мира сего, Иосиф поднял палец. Брат покачал головой.
Сам знаешь, почему, Иосиф, впрочем, не был в этом уверен.
Церковь меняется, сказал он себе, Шмуэль родился евреем, но, может быть, он еще станет наместником святого Петра, больше они с братом об этом не разговаривали. Письмо Евы Иосиф убрал в рабочий сейф, где лежала и папка так называемой Халиды Ахзиб.
Не бойся, Иосиф присел рядом, скажи, где сейчас Саламе? Хайди облизала губы.
Скорее всего, здесь, девушка испугалась звука собственного голоса, он оставил меня в Стамбуле на попечение боевика, Мохаммеда, Иосиф хорошо помнил досье бойцов «Черного сентября».
Его отца убили пять лет назад, он взял сигарету из пачки Халиды, это бывший египетский летчик, бежавший из нашей тюрьмы, Иосиф помнил и сожженные им на пляже фотографии.
Ясно, кто помог ему бежать, дым обжег горло, а его сына спасли и переправили в Сирию. Ему всего восемнадцать, но волчонок вырос волком, Хайди шмыгнула носом.
Саламе велел мне ходить по магазинам и музеям. Внизу торчат мои охранники, Иосиф кивнул: «Я видел», а больше я ничего не знаю. Саламе говорил, что третьего сентября планируется акция, она сцепила пальцы, но как вы меня нашли?