Быстрыми шагами, Аля приближалась к подъезду и, вот-вот, должна была войти в него, но какая-то неодолимая сила заставила её на секунду замешкаться и оглянуться. По улице шёл высокий мужчина в военной форме, он удалялся, и видна была только спина. Аля прислонилась к дверному косяку, руки её дрожали. Эту спину она узнала бы из тысяч, нет, из миллионов других спин.
Она рванулась и пошла за этим человеком, ноги сами понесли её, как когда-то давно, в сорок третьем. Она шла, а спина удалялась, тогда она пошла быстрее.
Сердце сжалось в маленький комок и стучало, казалось, у самого горла.
Она уже бежала, загремел, откатившись, бидончик, и раскрылся бледным молочным пятном на сером булыжнике мостовой.
Она бежала, ноги стали ватными, глаза застилала пелена, она бежала.
Она бежала уже давно, дни сменялись днями, месяцы пролетали она бежала
Она бежала сквозь эти дымные годы, смерть и могилы
Она бежала сквозь одинокие, проплаканные, бессонные ночи, искусанные губы, ногти, впившиеся в ладони.
Она бежала от постылого человека, ставшего её мужем
Она бежала к тому, кто живой или мёртвый, но остался для неё навсегда единственным.
Вместо дыхания свистящие хрипы, вот, он уже близко, ещё немного больше нет сил, ещё шаг всё, чёрная мгла опустилась
Мужчина обернулся и едва успел подхватить потерявшую сознание Алю.
Часть третья. И продолжается жизнь
«Самая высокая жизнь всегда на волосок от смерти». (с)
Глава первая. Живой
Круглолицый лепной амур смешно надувал щёки, усердно натягивая тетиву лука. Стрела была направлена в сторону высокого венецианского окна, как будто там находился кто-то невидимый, кого амур должен был поразить в самое сердце.
Аля приподняла голову от подушки, оглядела небольшую светлую комнату, заставленную старинной мебелью. В окне виднелось белёсое небо с неподвижно висящими облаками.
«Интересно, куда я попала, в ад или в рай»?
Она попробовала встать, голова кружилась. Если это ад, то где же черти и топка. Может быть здесь взгляд упёрся в старинный камин с резными решётками. Нет, наверное, это рай, там как раз место для амурчиков.
Аля уловила вдруг в застывшем воздухе какое-то движение, повернулась, и в проёме двери увидела улыбающегося Бориса.
«Ну, конечно, это рай, где же ещё она могла с ним встретиться».
Борис мягко вошёл в комнату, словно вплыл по воздуху, неся впереди себя резной поднос, заставленный чашками и чем-то ещё, от чего шёл божественный аромат.
Аля ущипнула себя за руку, неужели это не сон и не загробный мир, и она видит того, кого не могла забыть все эти тяжкие годы, несмотря на похоронку. Борис поставил поднос на маленький столик на колёсиках, стоящий возле кровати, опустился перед ней на колени, положил свои широкие ладони на одеяло, которым Аля была укрыта, и сказал просто, как будто они расстались только вчера:
Здравствуй, моя любимая.
У Али вдруг забилось сердце так, что, казалось, одеяло поднимается на груди в такт его ударам. От его голоса, слегка хрипловатого, и такого родного, перехватило дыхание:
Яя Она пыталась что-то сказать, но в пересохшем горле рождались только невнятные звуки, я ждала тебя.
Борис приподнял лежащую поверх одеяла тонкую руку, и прижался к ней губами.
Слёзы подступили к глазам, она хотела сдержать их, но не смогла. Тогда Борис наклонился к её лицу и начал целовать, ловя губами слезинки.
Она обхватила руками его голову, с такою же, как раньше, густою копной волос, но уже изрядно тронутых сединой, и судорожные рыдания сотрясли её тело.
Борис, молча, гладил вздрагивающие плечи, и от его сильных рук вливалось в Алю такое успокоение, что она постепенно затихла.
Вглядывалась в его до боли знакомое, но в чём-то изменившееся лицо, и отмечала про себя жесткие складки у рта, морщины на лбу и косой шрам, уходящий куда-то за ухо. Лишь глаза оставались такими же озорными и весёлыми.
Сколько же лет, Боже, сколько лет они не виделись, десять, всего десять, а, кажется, целую вечность. За эти десять лет они прожили целую жизнь. Они изменились, они стали другими, но то, что их соединило когда-то, не изменилось ничуть. Наоборот, это чувство перебродило за годы, и из молодого, ординарного вина, настоялось крепкое, густое и хмельное. И они пили его сейчас, и каждая клеточка их тел внимала и впитывала этот необыкновенный, божественный напиток.