Борис целовал губы, шею, грудь, и от этих поцелуев Аля напряглась, и её забывшее мужскую ласку тело рвалось навстречу этим жадным губам, этим быстрым горячим рукам, этой мужской тяжести, которую она хотела ощущать бесконечно.
Борис сбросил с себя одежду и осторожно снял с неё платье, в котором выбежала из дому за молоком. Она не почувствовала никакого смущения от того, что её рассматривает ставший за десять долгих лет чужим, но навсегда оставшийся родным человек. И когда он прижался к ней вздрагивающим от волнения и желания телом, затрепетала, ощутив знакомый запах своего единственного мужчины.
И потянулась к нему, и хотела в этот миг только одного: отдать ему всю себя без остатка, исчезнуть, слиться, став с ним единым целым. Распахнула ноги навстречу стремящемуся к ней естеству, обвила его кольцом своих рук и ног, боясь выпустить хоть на секунду, страшась, что он снова исчезнет навсегда.
И этот клубок слившихся тел, уже жил своей отдельной жизнью, двигался, как единое целое, и замирал. Души их слились, как и тела, и сердца их стали одним огромным сердцем и бились в унисон, и уже невозможно было отличить одно от другого, и мир перестал существовать.
Но вот яркая вспышка, как взрыв Вселенной, как первый миг творения пронзила их тела, и они забились в сладостных конвульсиях, предшествующих рождению новой звезды, рождению новой жизни.
Спустилась с небес душа их дочери, и обрела плоть, которую они вновь зачали в этот миг.
Мне надо идти, любимый, ты знаешь, у меня дочка, ей два года. Я оставила её почти без присмотра.
Я всё знаю. Нет не всё, Борис запнулся, и Але послышались осуждающие нотки в его словах.
Она и так чувствовала себя виноватой, как будто совершила преступление, за которое нужно будет отвечать. Показалось, что он сейчас может повернуться и уйти так же неожиданно, как появился. Она и не знала толком, как он оказался в городе, и что это за чудесная сила заставила её обернуться. Борис успел сказать только, что снимает эту комнату в старинном доме уже третий день. И каждый день дежурит возле её дома, чтобы хоть одним глазком взглянуть на неё. Он и принёс её сюда, когда она потеряла сознание, благо дом этот находится совсем рядом.
Аля прижалась к Борису, он гладил её по волосам по спине, они стояли у двери и готовы были вот-вот расстаться, но не могли оторваться друг от друга.
Боря, я знаю, что виновата перед тобой, Аля почувствовала вдруг себя маленькой девочкой, школьницей, которую должны наказать за провинность, и думала лишь о том, чтобы это не было слишком больно.
Да что ты, выбрось из головы даже саму эту мысль о какой-то вине, Борис отодвинулся и голос его стал твёрже и жёстче, ни ты, ни я, никто не виноват в том, что случилось, это война, проклятая
Он снова прижал к себе Алю и целовал её сразу осунувшееся лицо.
Когда мы увидимся? спросил тихо в самое ухо.
Вечером.
Вечером, повторил как эхо, и прижался губами к её губам.
Тихий, тёплый вечер опускался на город. Здесь, в южных краях, такие вечера с мягкой, подкрадывающейся прохладой, вытесняют постепенно с городских улиц дневной раскалённый жар. Качающееся воздушное марево поднимало вверх тепло остывающего камня домов, быстро наступающая темнота сумерек скрадывала неприглядность и неубранность развалин, печальных следов прошедшей войны.
Аля и Борис сидели на открытой веранде кафе, которое в этот день не могло похвастать обилием посетителей. Да им и не нужно было никого. Маленький столик на двоих стоял у самой ограды летней деревянной площадки, за которой уходила вдаль узкая, зелёная улочка. Ветки деревьев любопытно простёрли над ними свои кроны, и далёкая Вега уже вышла на тёмный небосвод полюбоваться на одинокую парочку. Женская рука покоилась в широкой мужской ладони, и было ей там тепло и уютно.
Впервые за последние годы Аля почувствовала спокойствие, когда не надо было никуда спешить, ничего решать, рядом сидел человек кусочек её существа, который разделит все её беды и горести, и примет на себя её проблемы.
Бутылка кисловатого молдавского вина была уже наполовину опорожнена, и ровный негромкий голос Бориса только слегка рассеивал сгустившуюся тьму.
Глава вторая. На войне, как на войне
За окном вагона проплывали печальные пейзажи. Едва припорошенные снегом почерневшие развалины домов, обезлюдевшие городки и деревни, чёрные остовы сгоревшей техники, повсюду следы пожарищ и недавних боёв.