За тонкой перегородкой, в конторе, переговаривались люди. Хлопнула входная дверь, чей-то голос спросил:
Саша, дай закурить.
Покурили, хватит.
Вот спасибо, еле выпросил, громко сказал первый голос. Кто-то засмеялся, кто-то шикнул.
Скажите, чтобы потише и попросите Орлянкина зайти, не оборачиваясь сказал Федор Васильевич.
Сидевший за его спиной комендант вышел. Голоса за стеной смолкли, а на рацию вошел молодой парень в штатском. Он посмотрел на Федора Васильевича и тот, как будто его спрашивали вслух, ответил:
Плохо, Саша. Плохо. Завтра, если утихнет, придется лететь искать. У тебя как?
В любую минуту, Федор Васильевич.
Ну, хорошо. Будь наготове.
Радист продолжал звать не отзывающуюся «Бурю».
3
Когда Марина проснулась, солнце заливало всю кабину. В самолете никого не было. Через раскрытую дверь виден был кусок неба и слышались голоса:
Хотел бы я знать, раздраженно наскакивал голос Гостева, какого черта мы забыли в этой дыре?
Никто тебя не тянул, возражал ему Шолох. Сам ехал.
Сам, сам Ехали, золотые горы обещали, а теперь сиди, вот
Ты все равно, как с луны свалился, сказал Шолох и полез в самолет. Он лез через люк пилотской кабины и Марина подумала, что дело плохо, если самолет лежит носом на земле.
Я не знаю, откуда я свалился. Я не знаю даже, куда я свалился, продолжал кричать за его спиной голос Гостева. Не отвечая ему, Шолох протиснулся в фюзеляж.
А, проснулась, сказал он. Как чувствуешь себя?
Не вылетим? вместо ответа спросила Марина. По его лицу она старалась угадать истинное положение вещей.
Как тебе сказать Он не смотрел ей в глаза. По такому снегу не подняться, да и
Она откинулась обратно на чехлы.
Ты что, Марина?
Так, голова что-то опять кружится.
Ее знобило. Она натягивала чехлы до самого подбородка, но они промерзли и не гнулись. От них веяло холодом. Даже серебристая обшивка самолета и та, казалось, излучает холод.
Влез Гостев и достал бортпаек.
Жаль, спирт весь уже выпили, сказал он срывая пломбу. У него был совсем другой голос, чем когда он говорил снаружи. Ну, ничего, вот только выберемся отсюда
Он так и замер, не досказав, что будет, когда они отсюда выберутся. Издалека донесся знакомый гул мотора.
Шолох вскочил. Он пробежал по наклонному полу самолета и одним рывком выбросил свое сильное тело через дверцу. Следом за ним, так же стремительно, выскочил и Гостев.
Гул нарастал.
Марина приподнялась и смотрела в окошко. Их самолет лежал зарывшись носом и наклонясь на правый бок. Левое крыло его торчало кверху, как рука утопающего, а Шолох и Гостев барахтались рядом в снегу и, махая шлемами, кричали:
Э-эй Э-эй
Но самолет ровно, не меняя курса, прошел стороной и они сразу поникли.
Орлянкин пролетал, сказал Шолох, когда они вернулись. Нас ищет.
Не увидел он нас? с робкой надеждой спросила Марина.
Не увидел, сказал Гостев. Да разве увидишь. Окраска-то серебряная. И вдруг засмеялся. А мы-то ему кричали, а?..
4
Орлянкин предполагал, что Шолох, потеряв ориентировку, выйдет к реке и по ней будет искать Медвежий Угол, но за рекой начинались большие превышения и Шолох, боясь проскочить реку в сильном снегопаде, предпочел взять курс прямо на базу. Поэтому, обшарив всю прибрежную полосу, Орлянкин так и не нашел их в первый день поисков, но во второй день, начав облет по трассе полетов, он, безошибочным взглядом штурмовика, привыкшего распознавать замаскированные самолеты и танки противника, сразу разглядел распластанную на снегу серебряную птицу Шолоха.
Он спикировал и помчался почти прижимаясь к бликующему снегу. Солнце насквозь просвечивало долину. Он увидел, как из самолета вывалились два человечка и увязая по пояс отчаянно замахали ему. Он накрыл их своей шумной тенью, развернулся на крутом вираже и снова с ревом промчался над ними. Он кидал самолет кверху и книзу, махал ответно рукой и даже сделал две «бочки». По случаю такой радости он был уверен, что Федор Васильевич не вкатит ему очередного нагоняя за «фокусы». И действительно, когда он заглянул в переговорное окошко, то увидел, что лицо Федора Васильевича снова помолодело.
Потом они выкинули им пакет и кружились, наблюдая, как одна фигурка барахталась в снегу, пытаясь дотянуться до него, а вторая, подняв обе руки кверху, потрясала ими в приветственном жесте. И Сашка Орлянкин целый бы день кружил над ними, если бы в переговорную трубку не услышал отрезвляющий голос Федора Васильевича: