Айау хайли! Айау хайли! Йэх, топорами! Йэх, камень в пыль! Общинники, попотеем, потрудимся!
Кéчуа, главный инкский народ, имперский, с пиками и щитами бдели. Градоначальник щерился: «Славно трудятся и поют, лентяи! Вникли во блага, кое приходит в их жалкий быт!» Из сумочки, что висела на локте, он вынул коки, чтоб угостить старейшин óбщины и курак. Вождь Мáйпас кланялся и заискивал:
Кока вкусная! Наш Римаче царь Папамарки!
Вдруг длинный Пи́пас, кутанный в плащ, вскричал для черни:
Лучше трудитесь, хайли-ахайли!
Знаешь молвь руна-си́ми! хекнул Римаче в качестве шутки (длинный курака был туповат, считал он) и пошутил опять: Пи́пас, Пи́пас! Ты завернулся в эту накидку, будто в шерсть лама!
Все рассмеялись.
Чача! Нельзя без дороги! хекал с ухмылкой градоначальник. Мáйпас и Пи́пас маленькие кураки, им хватит стёжки. Мне хватит троп. Но Ясный День, иль наместник Востока, иль управитель им дай дорогу, столь они славны!
Мудр инка-милостью! Знает тайну: будет дорога цепью окраине, прочной связью с Империей. Как обвал, если чача восстанут, хлынут и сломят бунт древоухие, главный инкский народ! А тракты направят дальше и дальше до Ханко-вáльу и его чанков, смывшихся на Крючок Урубамбы от гнева Куско, и до иных стран. Градоначальники будут там нарасхват, по опыту знал Римаче Пики, извергнувшись из туманов, княжили в высях. Мыслилось, что низины вроде как чернь, а склоны как бы кураки, Солнце над ними как Титу Йáвар, что и возвысил предков Римаче в инки-по-милости. Хорошо вознестись бы некаким пиком, грезил Римаче С этих глобальных дум восхотел он надрызгаться и ушёл в Папамарку вместе со стражей.
Вскоре вождь Пи́пас скинул свой странный кожаный плащ и выставил крылья кондора, подавая знак восставать.
Айя!!! крикнул Кáвас, приковылявший на костылях с пращой в руке.
Чача бросились на солдат; их кирки стучали в шлемы. Кéчуа пятились, но когда покатились в них валуны рассеялись, и мятежники стеклись к крепости. Древоухие защищались там от снарядов, сыпавших из пращей восставших. Видя, как милый лезет на приступ, чача-наложница с воплем ярости побежала к Римаче. Он с ней управился, а потом подвёл к крепостной стене близких Пи́паса.
Сброшу их!!
Но те прыгнули сами да и убились. В крепости струсили и решили Римаче выдать повстанцам, прежде порвав ему петли мочек ушей, где каждая «в четверть вары (83.5 см), а толщиной в полпальца», и удивительно, что «такой мизер мяса, коим кончалось ухо индейцев, был так растянут, что помещал внутрь вещи, формой и мерами походившие на предобрый круг гончара; ведь диски, кои вставлялись в петли ушей их, были огромны».
Вдруг взвыли раковины; в селение ворвалась рать инков с пиками и щитами. В красных носилках был Виса Тýпак, многомогучий, принц и сын Солнца, волей Владыки князь Чачапуйи и управитель. Чача пленили, выстроили на площади. Молодой Виса Тýпак, спрыгнув с носилок, выбросил взлаяв:
Бунт?! Убиваете?! Возвращаете скотство?!
Дёргая грузными золотыми ушами, он стал дробить лбы пленных. На триста пятом казни закончились. Позже, в крепости, он сел к скатерти с ламьим мясом, водкой, фасолью и обнажил из-под шлема стриженную под ноль голову, стянутую всецветной, как и у всех пачакýтековых чад, лентой. Волос сидевших с ним пятитысяцких перетянут был лентой чёрной, что ниспускала толстые жёлто-красные нити. Тысяцкие, с их меньшей толщью лент, нитей и вставок в уши, кучились на другом конце. Это всё были инки, высшая раса Анд.
Подумав, градоначальник с чашами встал от скатерти, чтоб почтить принца речью и рассказать про бунт: Эти чача злодеи
Тот оборвал его: Повторится впредь казнь всем! Казнь и тебе, раб! Дай мне зачинщиков. Я отправлю их в Чили Слово Великого! Пью с ним! Принц сел на корточки, фасом к югу, выпить с Владыкой, чем вызвал трепет, так как могли это только лишь родственники династа (к ним Виса Тýпак и относился в качестве сына не от какой-нибудь там наложницы, а от пальи высшего ранга).
В сумерках чача молча отправились погребать тела убиенных в ямах ущелья, где, взявшись зá руки, хороводились.
А Римаче их совестил: Что сделали? Небо в тучах, Солнце не хочет вас! Плачет добрый, могучий наш Благодетель, Светоч Народов! Сколько убито плачет он верных кéчуа, кротких, преданных! Но Владыка вас любит, он вас прощает: переселяет вас жить в пустыню, в Чили, в Такаму. А в Папамарке будут жить кéчуа20, кои любят Владыку. Выберем должных переселиться!