Атхафанама вытерла ему лицо краем платка и поднялась на ноги.
- Ты куда?
- За водой.
- А знаешь, где?
- Знаю.
- А что раньше не принесла?
Атхафанама ничего не ответила.
- Не ходи, - окликнул ее Илик. - Тебя убьют, и я умру. Завтра найдем воду.
- Завтра мы умрем, - кусая губы, крепясь из последних сил, пообещала Атхафанама. - Никто не пустит нас к воде.
- Иди сюда. Ложись. Завтра все...
И замолчал опять.
- Илик! Не надо, Илик, не смей, не оставляй меня, я тебе не велю, не смей!
И причитала тихо и страстно над братом своим, и не потому не кричала, что боялась назвать на их голову жителей селения. А страшно было голос возвысить: голосят над мертвыми. Чуть не шепотом бранила царица Рукчи, чтобы не смел умирать: что ей делать тогда, куда идти? В темноте и страхе путалась, не умела разобрать, жив ли - или можно и впрямь голосить, оплакать и себя заодно. Приникла к груди Илика, но свое сердце так билось и ухало, что опять ничего не смогла разобрать. Вспомнила, как учил Илик, стала искать бьющиеся кровяные жилы на шее. А в ладонях своя кровь билась тугими толчками.
И не услышала сразу шороха и треска в зарослях, а когда услышала, совсем близко, испугалась так, что руки-ноги отнялись. Либо зверь охотится, либо из селения убивать пришли. Не дыша, повернула голову.
Высокий человек, одетый странно, вышел к ней, одной рукой отводя ветки, другой прижимая к груди широкогорлый, узкий книзу сосудец. Из него выходил розоватый свет и лежал на спокойном лице незнакомца, на красных кудрях, на ярко-белой одежде, окутывавшей плечи.
Он посмотрел на Атхафанаму, и она, встретив его взгляд, тут же и расплакалась от облегчения, что не одна уже и не самая сильная.
- Не бойся, - вытирая слезы, попросила она. - Он не болен. Это не хасса. Клянусь, он ранен только.
А незнакомец кивал ей ласково, словно наперед зная все, что она скажет, и как все на самом деле, и что с этим делать, - и зная самое главное: все будет хорошо.
Атхафанама успокоилась, приняла из рук незнакомца сосудец с огнем (глиняные бока обожгли ладони) и стала послушно собирать сухие ветки и складывать костер. А он сам опустился на землю и взял голову Илика себе на колени, обхватил ее ладонями, поднял лицо, закрыл глаза и так замер.
Атхафанама ловко сложила костерок, но не решалась поджечь его, ожидая слова незнакомца. Смиренно сложила на коленях руки, опустила ресницы, чтобы и взглядом не помешать удивительному гостю.
Лицо Рукчи наконец порозовело, ресницы дрогнули, он задышал глубоко и открыл глаза. Встретился взглядом со своим исцелителем и остался лежать неподвижно, давая ему закончить работу. Спустя небольшое время незнакомец убрал руки с его головы и улыбнулся.
- Не будешь спать три дня и три ночи. И не старайся заснуть. Бодрствуя, сам себя исцелишь. При ударах головы надлежит поступать так.
- Меня учили по-другому... - пробормотал Илик.
- Лечу я, мне и отвечать, - сказал незнакомец. - Я начал по-своему, так и продолжим.
- Согласен. Испробую на себе, тогда и буду судить о твоем способе.
- Так, - согласился незнакомец. - Тебе нужно много пить, а есть как можно меньше.
- С этим не поспоришь, - заметил Илик. - Тем более, что ни воды, ни пищи мы не можем достать.
- У вас все будет. Огонь уже здесь, остальное несут следом... Мне пора. Запомни: лежать в покое, но не спать, пить, но не есть. А ты, разумная женщина, плесни из горшка на хворост, когда я уйду. Будь осторожна, этот огонь прилипчив, и не просто его погасить. И проследи, чтобы твой спутник в точности соблюдал мои наставления. Дважды я ни к кому не прихожу. Прощайте.
Он с осторожностью опустил голову Илика на землю, легко поднялся и пошел от них, раздвигая руками ветви орешника, и так быстро, что Атхафанама едва успела окликнуть его.