Лишь только высокая, полная фигура начальницы в синем шелковом платье появилась в дверях класса, мы все разом поднялись со своих мест и отвесили низкий реверанс, сопровождаемый дружным восклицанием:
- Nous avons l'honneur de vous saluer, maman (мы имеем честь вас приветствовать)!
Начальница была не одна. За нею вошел или, вернее, проскользнул в класс высокий господин в синем вицмундире, сидевшем на нем как на вешалке, очень молодой, очень белокурый и очень робкий на взгляд. Он потирал свои большие, красные руки, как будто они были отморожены у него, и краснел и смущался, как мальчик. Очевидно, он чувствовал себя очень неловко под перекрестными взглядами сорока взрослых девочек, рассматривавших его с полной бесцеремонностью и явным любопытством.
- Mes enfants! - произнесла Maman, окидывая нас всех разом острыми, проницательными глазами. - Представляю вам нового учителя русской словесности Василия Петровича Терпимова. Надеюсь, вы сумеете заслужить его расположение.
- Мы надеемся, Maman! - отвечал, приседая, дружный хор сорока девочек.
Начальница еще раз милостиво кивнула нам головою в белой кружевной наколке и величественно выплыла из класса, оставив Терпимова в обществе институток.
Последний мешковато уместился на кафедре и сразу уткнулся носом в классный журнал, очевидно, с целью скрыть от нас свое смущение и робость.
- Мой предшественник, - начал он под прикрытием журнала, высокоуважаемый Владимир Михайлович Чуловский, передал мне, что в истории литературы вы довольно сильны и что он дошел с вами до Фонвизина. Не правда ли, mesdemoiselles?
- Дежурная, ответьте monsieur Терпимову! - приказала со своего места Арно.
Учитель, не заметивший было классную даму при входе в класс, теперь окончательно смутился за свою оплошность, неуклюже привскочил с места и, подойдя к ней, отрекомендовался:
- Честь имею... Терпимов...
Кто-то тихо фыркнул под крышку пюпитра.
- Вот парочка-то подобрана - на славу! - прошептала Кира Дергунова, захлебываясь от приступа смеха.
Действительно, высокая, прямая как жердь Арно и такой же длинный и сухой Терпимов составляли вдвоем весьма карикатурную пару.
- Дежурная, - повысил голос Пугач, - скажите monsieur, что вы проходили у Владимира Михайловича в прошлом году по истории литературы.
Варюша Чикунина тотчас же поднялась со своего места и громко отчеканила:
- От Кантемира до Грибоедова.
- Господи! Да это Дон-Кихот какой-то! - звонким шепотом прошептала Кира, оглядывавшая нового учителя не то со страхом, не то с удивлением.
- А кто, mesdames, может познакомить меня со способом декламации в вашем классе? - снова спросил Терпимов, опять усевшись на кафедру.
Все молчали. Никому не хотелось "выскакивать". Декламацию у нас ставили выше всего и охотно учили и декламировали стихи.
- Кто из вас может прочесть какое-нибудь выученное в прошлом году стихотворение? - повторил свой вопрос учитель.
- Влассовская Люда, прочти "Малороссию", ты ее так хорошо читаешь, послышались со всех сторон голоса моих подруг.
Я встала.
- Вы желаете прочесть? - обратился ко мне учитель, смотря не на меня, а куда-то поверх моей головы.
Теперь он был красен, как вареный рак, на лбу его выступили крупные капельки пота. Он слегка заикался, когда говорил, и вообще был довольно-таки смешон и жалок.
Я вышла на середину класса и начала:
Ты знаешь край, где все обильем дышит,
Где реки льются чище серебра,
Где ветерок степной ковыль колышет,
В зеленых рощах тонут хутора...