Как истая малороссиянка, я обожаю все, что касается моей родины, и стихи эти я читала всегда с особенным жаром: стоило мне только начать их, как я уже видела в своем воображении и белые хатки, и вишневые рощи, и смуглую хохлушку, вплетающую цветы в свои темные косы, и слепого бандуриста, запевающего песни о своей родимой Хохлатчине, - словом, все то, о чем говорилось у поэта. Чуловский, высоко ставивший декламацию, выучил меня оттенять чтение, делать паузы, повышать и понижать голос. Моя южная натура помимо меня вкладывала сюда много пыла, и я каждый раз с успехом читала "Малороссию", заслуживая шумные одобрения и Чуловского и подруг. Но Василий Петрович Терпимов, или Дон-Кихот, как его сразу окрестила насмешница Дергунова, имел, вероятно, свои особенные воззрения на способ декламации. Он внимательно прослушал меня до конца, не выражая никакого удовольствия на своем худом, некрасивом лице, а когда я кончила, произнес лаконически, точно отрезал:
- Нехорошо-с!
- Почему? - помимо моего желания вырвалось у меня.
- Нехорошо-с... Так можно только молитвы читать-с, а стихи не годится... Проще надо, естественнее.
- А monsieur Чуловский очень хвалил! - послышался с последней скамейки голос Бельской.
- Taisez vous (замолчите)! - зашикала на нее тревожно вскочившая со своего стула Арно.
- Monsieur Чуловский имеет свою методу... - заикаясь от смущения и мучительно краснея, произнес Терпимов, - я имею свою.
- Влассовская - наша первая ученица... - как бы желая поднять мой авторитет, крикнула Дергунова.
- И профессора могут ошибаться, а не только первые ученицы, - вызывая нечто вроде улыбки на своем длинном лице, произнес учитель.
- Ах, противный, - звонким шепотом заявила Иванова, - да как он смеет против Чуловского говорить! Да мы его "потопим"! Это он из зависти, mesdam'очки, непременно из зависти!
Чуловский был нашим общим кумиром. Молодой, красивый, остроумный, он обращался с нами не как с детьми, а как со взрослыми барышнями, и мы гордились этим его отношением к нам. Едва заметным осуждением Чуловского Дон-Кихот сразу вооружил против себя восторженных девочек.
Его тут же решили "топить", то есть изводить всеми силами, как только могли и умели изводить опытные на эти выдумки институтки...
Мне самой было очень неприятно, что Терпимов забраковал мое чтение любимой "Малороссии". Недовольная вернулась я на мое место.
- Не горюй, Галочка, он, ей-Богу же, ровно ничего не понимает. И откуда только выкопали нам этакую кикимору, - тихонько утешала меня Маруся, у которой едва успели обсохнуть после "истории" слезы на глазах.
- Я... ни... чего, что ты! - ответила я, между тем как в душе подымалась злость против нового учителя.
Прослушав двух-трех девочек, Терпимов заговорил о Державине. Начал он смущенно и робко, поминутно заикаясь на словах, но по мере того как он говорил, голос его крепнул с каждой минутой, речь делалась образнее и красивее, и он незаметно овладел нашим вниманием... Говорил он доступно, просто и понятно, умея заинтересовать девочек, приводя примеры на каждом шагу, прочитывая отрывки стихотворений все с тою же удивительной простотой.
- Ай да Дон-Кихот, отлично справляется, - прошептала Дергунова, внимательно, против своего обыкновения, слушавшая речь учителя.
- Ничего нет хорошего! - протянула Краснушка сердито. - Люда дивно прочла "Малороссию", а он "нехорошо-с"! Еще смеет Чуловского критиковать, кикимора этакая! Интересно знать, кто его обожать возьмется.
- Придется "разыграть", душки, - проговорила шепотом Мушка, добровольно, наверное, уж никто не согласится.
- Ну и разыграем в перемену... Ах, уж кончал бы поскорее... А наши-то дурочки уши развесили... Как не стыдно: променяли Чуловского на кикимору! Бессовестные! - горячилась Маруся.
Звонок внезапно прервал речь Терпимова, он разом как-то осекся, все воодушевление его мигом пропало. Суетливо расписавшись в классном журнале, он мешковато поклонился нам и вышел из класса.
Тотчас же после урока Терпимова разыграли в лотерею.
Дело в том, что каждого учителя у институток было принято "обожать".