Любопытно, что Босуэлла Уолтер Скотт сразу принялся называть почти исключительно по местному титулу, как хозяина Долины лэрд Лиддесдейл. Несмотря на то, что, как зубоскалил о нем Болтон, для Уолтера Скотта «ты» это когда один, а «вы» когда много, лэрд Бранксхольма принял молодого человека более чем уважительно.
Вы бы хоть весточку выслали, Лиддесдейл, было первое, с чем обратился хозяин к гостю после приветствий, что едете. Было бы время подготовить вам приличный прием, но теперь уж не взыщите! Бет! крикнул он в глубину башни. Бет! Гости прибыли, пусть подают в холле!
И повел обоих Хепбернов вместе с их ближними в новый холл, отстроенный им в Бранксхольме, небольшой, по вкусу Босуэлла, но более чем роскошный, по мнению хозяина дома. Рейдеры Босуэлла спешивались во внутреннем дворе крепости, конюхи Скоттов принимали поводья коней, вели на отдых в конюшню, выносили на воздух охапки сена к коновязи для тех, кто будет ночевать под открытым небом.
В холле, на помосте для господ, на столе уже была растянута сбрызнутая для гладкости водой чистая скатерть, и леди Бранксхольм поднялась со своего места, дабы приветствовать гостей, как подобает. Жена Грешника Уота была весьма хороша собой, темноглазая брюнетка с милой улыбкой, побуждавшей хоть ненадолго забыть обо всех волчьих оскалах ее супруга. Леди, как и ее господин, была в парадной робе темно-малиновой с серебром, несколько старомодной, но носимой с достоинством и вкусом и, глядя на нее, Белокурый не мог отделаться от мысли о шпорах на пустом блюде тем паче, что вереница слуг уже вносила в холл первые яства, рассеиваясь между столами. Такая дама вполне могла бы решиться на смелую шутку со своим грозным супругом
О да, усмехнулась леди Элизабет, словно прочитав его мысли, и заговорщицки шепнула графу, это чистая правда! То, что вы слыхали о моей кухне
Белокурый рассмеялся, будучи взят врасплох:
О нет, леди Бранксхольм, только не это! Мне решительно не по вкусу шпоры сэра Уолтера, сколь бы ни были они легендарны!
Я был достаточно удачлив в этом месяце, Бет, не так ли? с ухмылкой вмешался сам Уот Вне-Закона. Мы можем себе позволить потчевать лэрда Лиддесдейла чем-нибудь, кроме семейной традиции.
Удачливость сэра Уолтера на сей раз простиралась как на дары леса оленину, крольчатину, мелкую дичь так и на дары Границы, как таковой: говяжье рагу, потаж с ягнятиной, туши овец, целиком зажаренные на вертелах в очагах Бранксхольма. Слуги леди Скотт были вышколены превосходно, поток блюд из кухни прибывал волнами, дабы усталые гости могли успеть и насытиться, и оценить все разнообразие богатого стола. Лесная птица величины недостаточной, чтобы выступать по отдельности, шла в начинку для пирогов, в паштеты, оленина подавалась в виде жаркого с подливой из моркови и лука, припущенных до мягкости в жире с добавлением белой муки, сдобренных горчицей, диким чесноком и майораном, а также перцем что лучше всего говорило о подлинных богатствах Уота Вне-Закона. Солонка и перечница, возвышающиеся во главе господского стола, были тому первый пример сложный серебряный прибор на четырех ножках в виде оленьих копыт, с несколькими чашами для специй, украшенными чеканными изображениями времен года, и по борту чаши для соли даже чьим-то гербом. Белокурый, не приглядываясь, готов был держать заклад, что там явно не фамильный герб Скоттов вероятнейше, кого-то из зажиточных семей английского Вестморленда. Рот, горящий от перечного соуса, заливался крепким элем Скотты варили его так, что неподготовленного выпивоху он валил с ног. Для почетных гостей на главный стол подавали вино, и виночерпий с дегустатором ведали церемонией наполнения чаш За трапезой у Бранксхольма-Бокле не было кричащей роскоши богатой, но разрозненной сервировки что, безусловно, можно поставить в заслугу его собственной прижимистости и хорошему вкусу его супруги даже на главном столе встречалось больше стальной и оловянной посуды, нежели серебряной, но вкус, аромат и свежесть еды были превосходнейшими, несмотря на все его самоуничижение о якобы неподготовленном приеме. И Хепберны с удовольствием отдали дань исключительной кухне сэра Уолтера Скотта.
Когда первый голод был утолен, наступило время для беседы. Это Босуэлл понял по тому, как блеснули узкие, светлые глаза хозяина поверх обода кубка, как Бранксхольм опустил пузатый черненый бокал на столешницу, затянутую вышитым льном. Кто имел больший, значительный интерес в собеседнике, тому полагалось и спрашивать, однако Вне-Закона всегда держал себя, не чинясь. И заговорил первым: