И сбегал, как только его ударили поясом от меча их отца, сбегал, а их мать визжала вслед ему, оставив поля, и стада, и население Мюртаху, бежал с глазами, горящими от взирания на огонь, в то время, когда рассказывались сказки.
Сейчас, сидя на своей тощей, деревенской лошади, Сирбхолл говорил своим размеренным голосом с кузеном Верховного короля — не мальчик, такой отличный от того малыша, который кричал, чтобы он подождал, но в то же время тем же самым настолько, что Мюртах снова и снова хотел улыбаться от удовольствия, что к нему вернулся обратно его собственный брат. Даже несмотря на приставание к нему Сирбхолла вернуться обратно, чтобы осуществить месть.
— Они украли стадо нашего скота и трех наших лучших лошадей, — на ходу говорил Сирбхолл Киру, — и тогда мы направились за ними, чтобы вернуть стадо. Это не были люди Сигтругга, и, как бы то ни было, Сигтругга сейчас нет в Дублине.
Они, конечно, слышали новости о Сирбхолле, даже там, в холмах — в такой близости к Церкви Св. Кевина они видели много странников. Старик Финнлэйт, отец матери Мюртаха, в первую очередь спрашивал каждого проходящего мимо странника, не слышал ли он что о Сирбхолле, но потом устал от этого.
— Он такой же, как все остальные, — вынужден был признать старик, — может быть, он никогда не вернется домой.
Мюртах как раз выходил в дверь, и он обернулся, удивленный. Старик был боец в свои дни, и даже сейчас, стоя, он был выше и тяжелее, чем многие молодые мужчины.
— Он придет домой, — вынужден был ответить Мюртах, — когда мы снова спустимся вниз.
— Ха, — сказал старик, — с тех пор, как они подняли тебя и сделали вождем, они все время подталкивают и подзуживают тебя снова спуститься вниз. Я лучше останусь здесь, здесь, по крайней мере, мы можем видеть, если кто-нибудь приближается, чтобы убить нас. Куда ты идешь?
— Привести скот.
Помощник, оруженосец, телохранитель вождя клана.
Старик фыркнул.
— В долине стоит лишь заговорить о сражении, как они упустят скот к морю.
… Сирбхолл сказал:
— Молишься, брат? Мюртах огляделся вокруг себя.
— Когда погружаешься в молитву, то ничего уже не видишь.
Он начал петь, и все остальные немедленно присоединились к нему. Они пели всю дорогу до Кэтхэйра.
Когда они добрались до крепости, закат уже давно наступил. Громадный частокол проходил в долине на небольшом удалении от Тары Королей среди полей и пастбищ; он был аккуратен и в полном порядке, как все, что делал Мелсечлэйн. Стражники пропустили их через ворота, и служители суетились вокруг них, чтобы принять их лошадей и пони, принести им воду для умывания и полотенца из чистого полотна, чтобы вытереть руки. Киру слуги кланялись и оказывали величайшее почтение. Они учуяли в Мюртахе и Сирбхолле выходцев с гор и не были с ними столь же учтивы.
Темный фронтон дворца возвышался над ними. Внутри него Мюртах мог слышать громкие голоса и звяканье металла, он скрестил руки на груди, и, окруженные служителями, они прошествовали через дверь в туманный свет факелов.
Здесь на Высоком троне сидел Верховный король, а рядом с ним Мелсечлэйн, в окружении дымных факелов. Запах еды был подобен удару. Герольд выкликнул их имена в гул голосов. Над столами, идущими вниз от Высокого трона к полу, к ним повернулись грубые люди, словно свиные рыла, чтобы взглянуть, кто это явился, дабы разделить с ними пищу.
Сирбхолл рядом с ним напрягся, и Мюртах сжал его кисть, проследил взглядом, куда он смотрит, и увидел мак Махона. Судя по его одежде, он был предводителем, и он наблюдал за ними, набычив голову.
— Пошли, — сказал Мюртах, и они двинулись вперед. Он двигался быстро, оторвавшись от группы, слуг прежде, чем они могли поспеть за ним, и обратил на себя всеобщее внимание.