К агоре Ахрадины примыкают священные алтари богов-олимпийцев, за ними, повторяя контур полукруга, в тесноте, теснясь из кирпича, сложились бесчисленные мастерские, вместительные склады и скромная тюрьма с узким входным проёмом, ныне пустая за спокойным временем. За мастерскими уже кварталы горожан. Агора щеголяет гладким местным камнем, сложенным в узорах морской волны, украшена статуями богов, особо почитаемыми жителями торгового района. На пожертвования благодарных граждан отлиты из бронзы те бессмертные те, кто издавна покровительствует процветанию района.
Надменно поверх голов людского племени смотрит острой, длинной, в барашках бородой бог морей. Сияющий золотом бронзовый Посейдон с голубыми холодными глазами ищет тучи в безмятежном, ещё тёмном предрассветном небе Сиракуз. Из его крепких жилистых рук готова вот-вот выпрыгнуть крупная рыба с открытым ртом и набыченными глазищами. Треугольные, острые на вид плавники диковиной позеленевшей рыбы дара Посейдона, наполированные руками суеверных купцов, блестят в факелах первых посетителей рынка. Переменчивого покровителя морей воздвиг у входа в немалый рабский рынок тиран Гелон. Перед статуей жертвенник из местного камня для раскуривания ладана.
Зажиточные купцы богатой на зерно сицилийской земли, не отставая от удачливого правителя, отлили складчиной в металле Гермеса в открытом шлеме, всем известного покровителя ораторов, купцов и воров, с керикейоном6. Дружелюбный зеленоглазый бог-странник Гермес, стоя на розовом пьедестале напротив, восхищённо наблюдает мечтательного Посейдона и, кажется, хочет что-то пропеть свирепому богу моряков верно, про непостоянную морскую удачу. Перед статуей покровителя вкопан массивный, очень чтимый среди торговцев мраморный жертвенник для предсказаний и две наполированные бронзовые масляные лампы, прочно прикованные свинцовыми цепями к простым серым опорам из каменоломен малообжитого скалистого района Тихе Сиракуз. На жертвеннике красуются имена торговцев, на чьи пожертвования воздвигнут Гермес. Обе статуи, как Посейдон, так и Гермес, заботливо прикованы за ноги несколькими витками медных цепей, дабы удержать непостоянных богов-покровителей в агоре. Зевса и богов-олимпийцев горожане не забыли, но их статуи, в крашенном многими цветами мраморе, изваяны едва лишь в четверть роста и скромно расставлены по периметру рынков агоры. Перед ними небольшие алтари.
За обликами богов-олимпийцев скоро запоёт горькие, развесёлые невольничьи песни рабский рынок. Первую партию рабов уже пригнали. Но рабов ещё совсем немного. Три группы по пять-семь большей частью голых мужчин, среди них сидят укрытые с головой, непонятного возраста и происхождения женщины, с ними дети, подростки, спящие на мостовой. Перед рабами сложены медные цепи и верёвки. Надсмотрщики, их четверо, в простых хитонах, повязанных простым ремнём, с плетьми, позёвывая, ожидают управителя рабского рынка. Ждать остаётся уже совсем недолго. Рабов после осмотра управителя положено привязать к каменным столбам с выбитыми номерами.
С западного входа в агору неожиданно для всех присутствующих входят трое. Трое молодых мужчин, с распущенными длинными волосами, в богатых одеждах знати, на плечах овальные плащи-хламисы, из-под которых виднеются пятнами белые хитоны при двух поясах с яркими золотыми пряжками. Аристократы из Ортигии громко смеются. В руках знатных гостей агоры факелы. Походка гаморов легка нет, троица не возвращается с попойки, из богатых кварталов Ахрадины, что примыкают к агоре.
Гермократ, давай спросим у Гермеса прогноз на сегодняшний день!
Юноши выбирают из своей компании вопрошающего. Раскуривают ладан на жертвеннике. Выбранный что-то шепчет на ухо Гермесу и удаляется за пределы агоры, но вскоре юноша возвращается смущённым.
Какое слово? Какой вердикт на день? Плохое?
Ну же, говори, Гермократ! Какое слово первым услышал? Придушу, не тяни.
Услышал «судьба» от двух прохожих.
Вот так предсказание!
Удивил!
Чистильщики-рабы замолкают, немедленно встают с колен. Надсмотрщики настороженно оборачиваются к шумным друзьям-аристократам. Их намерения им непонятны. Троица останавливается в центре площади, у камней с законами, весёлый разговор, громкий смех смолкают. И знатные резко поворачивают к рабскому рынку.