Но не будем так уж сразу очернять бывшего клоповского милиционера. Просто Иван Иванович тертый калач, и на такие сиротские штучки-дрючки его не купишь, а про этого, с философическим складом ума, он такое знает, что к нему лишь из-за большой нужды пришел. Труп инопланетянина для своей частной экспертизы посмотреть.
А сторож морга продолжает издеваться.
Если ты его так уж хочешь посмотреть, говорит он простодушно, то его вскорости хоронить будут. Там и поглядишь. Бесплатно! И прямо-таки закатывается.
Я сейчас хочу! напирает ободренный словом «бесплатно» Иван Иванович, бывший милиционер, а потом за правду-матку выгнанный председателем кооператива «Агент» с должности агента по борьбе с нарождающейся в Клопове проституцией и давно процветающим Серегиным рэкетирством привокзальных старушек, торгующих на радость пассажирам проходящих поездов горячей картошкой с лучком и укропчиком, похмельным малосольным огурчиком, грибками-ягодками; агентом по ловле сбежавших из дома котов в период весеннего кошачьего беспутства; агента В общем, выгнанный с должности агента по всякой перестроечной всячине, ободренный словом «бесплатно», напирает; а Василий Григорьевич, переспросив: «Значит, Вань, сейчас хочешь?» бьет в самый корень его интереса:
А зачем? Частный сыск запрещен. И задумчиво добавляет: Да у тебя, пожалуй, и не получится.
Это почему же?
Таланту в тебе такого нет.
А поспорим?
На ящик водки!
А давай!!!
Они протягивают друг другу правые руки, как бы здороваясь.
А кто же нас разнимет? спохватывается сторож, и Иван Иванович сообразительно и глумливо подсказывает:
Инопланетянин.
А что ж, пусть разнимет.
Идут в морг.
В морге холодно и пусто.
А где же инопланетянин, Василий Григорьевич?
Он у меня, Вань, по первому мертвецкому разряду в холодильнике. И вдруг истошно орет: Отбой! Его следствие сургучной печатью запломбировало.
Не боись, Григорич, печать не трону.
Ну да, ну да, ты же у нас главный франкмасон.
Подходят к холодильнику, Иван Иванович осматривает печать, говорит:
Плевое дело. Дилетант ставил.
Ишь ты, дилетант. Ее сам из Москвы засургучивал, а ты плевое дело. Я даже его спросил: как там Гдлян? А он насупился сурово, по-прокурорски: разберемся!.. Ну, открывай, что ли, профессионал частного сыска!
Глава девятая
Иван Иванович распахивает холодильник.
Глава десятая
Он пуст.
Глава одиннадцатая
Глава двенадцатая
Серега проснулся среди ночи и стал сочинять стихи.
Вот что у него получилось сразу.
Серый дождик воробьиный
стекла серые сечет.
Про березку и рябину
детский хор поет.
А потом он ворочался-ворочался, подходил даже к окну и смотрел на звезды; курил, но путного стиха все равно в голову больше не лезло. Он бросил сочинять и стал вспоминать: свою школу, школьный актовый зал, занавес и кулисы из оранжевого плюша, запевалку Соню, поющую песню про березку и рябинку, и зазвучал вдруг в его голове Сонин голос:
Край родной, навек любимый.
Где найти еще такой,
Где найти еще такой?
И ему стало очень хорошо и слеза, словно звезда по небосклону, скатилась по его щеке. И вдруг матерное сочинилось!
На далёкую чужбину
журавли летят.
Вот такую, блин, картину
вижу, мать!.
Глава тринадцатая
Соня Клопова три года тому назад окончила среднюю школу и уехала в Москву.
Покантовавшись там с годик, купила на Ярославском вокзале плацкартный билетик на верхнюю боковую полку и айда по России!
Накатавшись по стране досыта, наглядевшись на жизнь допьяна, вернулась в свой родной Клопов, не затаив обиду ни на Москву-мачеху, ни на Россию-матушку, ни на горемычный белый свет.
Только и сказала матери: «Бывает», когда та ее спросила: «Ну как, Сонька, нашла счастье?»
Глава четырнадцатая
А дождик с четырех сторон
Уже облек и лес и поле.