А дождик с четырех сторон
Уже облек и лес и поле.
Так мягко, словно хочет он,
Чтоб неизбежное без боли.
Д. ПрасоловПривокзальный скверик. Пасмурно. Вот-вот пойдет дождь. На скамейке сидит Соня. К ней подходит Иван Иванович.
Не возражаешь? говорит он милицейским тоном и садится рядом.
Не возражаю, вяло отвечает она.
А вдруг мешаю? Может, свиданка у тебя с кем?
Моя свиданка, дядь Вань, последняя в седьмом классе была.
Ой ли?!
По себе, что ли, судите? Так с Анфисой Петровной у вас не свиданки, а прятки.
От кого это прятки?
От Пелагеи вашей супруги законной!
А ну-ка потише!
Не бойтесь, не найдет она вас. Она с вами не в прятки, как вы с ней, а в жмурки играет. Дождик, кажется, пошел.
Соня подставляет ладонь, ловит дождевую каплю, зажимает в кулаке.
Ты ее точно божью коровку, усмехается Иван Иванович.
Пойду я, дядь Вань.
Постой, берет он ее за руку. Разговор у меня к тебе есть.
Какой разговор? освобождает она руку.
Иван Иванович достает «казбечину». Закуривает.
Про свиданку свою последнюю расскажи с инопланетянином, говорит, сделав две затяжки, и делает третью.
Не могу, дядь Вань. Протокол подписывала.
Ишь ты! качает он головой. Да брось ты, чуть ли не бьет Соню по руке, ловить свои капли!
Она разжимает кулак и, глядя на капли дождя, падающие на ладонь, читает тихо и монотонно:
Листа несорванного дрожь,
И забытье травинок тощих
Это ты о чем? недовольно перебивает ее Иван Иванович.
Это не я Прасолов, отвечает она отрешенно.
Капли на ее ладони, еще не слившиеся, лежат гроздью белой смородины, и она кладет в рот с ладони эту смородинную гроздь дождя, делает движение рукой, словно срывает губами с веточки ягоды, и говорит, как бы согласившись с ним, с Прасоловым, отведав этих ягод:
И надо всем еще не дождь,
А еле слышный мелкий дождик.
И опять подставляет ладонь под капли.
Прасолов? уверенно, тоном все знающего, небрежно уточняет Иван Иванович. Следователь, что ли, из Москвы?
Нет, поэт из соседней области, отвечает Соня, стряхивает капли с ладони и продолжает читать стихотворение:
Сольются капли на листе,
И вот, почувствовав их тяжесть,
Рожденный там, на высоте,
Он замертво на землю ляжет.
Абсолютно! сочувственно гаркает Иван Иванович. Летел-летел к нам с такой высоты и замертво! А ты, добавляет укоризненно, «протокол подписывала». И говорит как можно душевней, не скрывая, правда, на нее, Соню, свою горькую обиду: Я не для протокола тебя спрашиваю. Что под протокол ты сказала, я знаю. Но разве душу-то под него выговоришь?!
Выговаривать свою душу Соня не хочет и вне протокола и откровенничает, грубо, по-бабьи, говорит:
Беременная, Иван Иванович, я от него. А про последнюю мою с ним свиданку ну что сказать? Недолго он у меня был. К начдиву нашему полулегендарному торопился.
Замолкает.
Молчит и Иван Иванович. Наконец Соня шепчет:
Но все произойдет не вдруг:
Еще от трепета до тленья
Он совершит прощальный круг
Замедленно как в удивленье.
А дождик с четырех сторон
Уже облег и лес, и поле.
Так мягко, словно хочет он,
Чтоб неизбежное без боли.
А дождь разошелся вовсю.
Жесткий. Холодный.
Глава пятнадцатая
Генерал-лейтенант Клопов Т. Г. прожил жизнь суровую, но веселую.
Одним словом, военную.
Он, будучи ровесником века и сыном пролетариата по причине круглого своего сиротского происхождения, в девятнадцатом году был уже красным начдивом и всласть порубал своей шашкой и белых, и черных, и желтых, и зеленых, и прочий несознательный цвет Гражданской войны и все это на скаку, на рысях, аллюром и галопом.
Весело процокал его рафинадный кавалерийский конь и по брусчатке Красных парадов вплоть до тридцать седьмого.