Товарищи! И говорил хорошо.
Говорил о России-Расеюшке, о ее бедах, о ее невзгодах и ее страданиях. Говорил, будто пел блатную песню жалостную, со слезой. И настоящая слеза текла по его выбритой щеке и подбородку.
Потом предоставлял слово инопланетянам.
Товариси! начинал кто-нибудь из них. И так же говорил хорошо по-русски, как и Серега, правда с японо-грузинским акцентом:
Дэрмо, а не жизнь у вас, у россиян, товариси!
Клоповцы на первом митинге «дэрмо» съели молча, даже с удовольствием.
Съели и на втором и на третьем.
Съели и на четвертом, но уже без удовольствия. Кто-то даже крикнул (кажется, бывший легендарный начдив Клопов Т. Г.): «Сам дерьмо!» и был удален милицией и спецвойсками (ОМОН еще нарождался).
На пятом же митинге Сереге, почти уже лидеру клоповского неформального экстремистского движения «П***ть», не дали договорить даже его первого слова «Товарищи!». Закричали: «Сам товарись, дэрмо инопланетное!» и стащили с фонаря, после чего митинг мирно распустили.
Глава пятая
А на следующее утро в своем палисаднике Анфиса Петровна Клопова нашла труп убитого инопланетянина.
Глава шестая
Иван Иванович Клопов, бывший клоповский милиционер и уволенный из кооператива «Агент» по причине правды-матки, которую он за пятнадцать дней до убийства инопланетянина врезал председателю этого кооператива, полол свою клубнику, а его жена Пелагея ушла в гости к Анфисе Петровне Клоповой.
Это был высокий, тощий пятидесятилетний красавец мужчина, как говорила ему в глаза об этом его жена Пелагея высокая, статная, сорокапятилетняя стерва-баба, как говорил Иван Иванович и тоже в глаза.
Стояло июньское позднее утро. По синему небу неспешно плыли белые облака.
Итак, Иван Иванович полол клубнику и не знал, что Анфиса Петровна, к которой пошла в гости его стерва-баба, сегодня ранним утром нашла в палисаднике труп убитого инопланетянина.
Только через сорок минут придет Пелагея, и он узнает об убийстве инопланетянина, тяжело вздохнет, вымоет колодезной водой свои узловатые руки, закурит «казбечину», посидит-подумает, глубоко вздохнет и начнет свое частное расследование убийства инопланетянина.
Итак, он ничего не знает и полет свою клубнику, а его стерва Пелагея сидит и слушает Анфису Петровну.
Я так и охнула, Пелагея, так и спужалася. И вот здеся у меня защемило всю. И Анфиса Петровна красивая, сорокапятилетняя аппетит-бабеночка, как ласково иногда говорит ей об этом Иван Иванович, кладет свою правую полную руку на свою полную левую грудь. Так и охнула и испужалася. Сияющий!.. Как она произносит, деликатно хихикнув, матерное слово (солидарно подхихикивает и Пелагея). А руки у него вот так! И Анфиса Петровна взметывает свои полные красивые руки вверх.
Глава седьмая
Следственная группа Прокуратуры СССР приехала в город Клопов московским спецпоездом в тот же день.
Глава восьмая
Сторож морга Василий Григорьевич Клопов философического ума старик, потому и спрашивает Ивана Ивановича:
Скажи, Вань, что за штука такая эта перестройка? Весь закордон ее в одночасье в свой интерес и лексикон взял, а Михаил Сергеевич нам о ней уж сколько лет талды-талды, а мы ни в зуб и ни в Красную Армию! Он даже, бедный, сам теперь в ней заплутал. А, Ваня?.. То-то и оно! Марксизм, одним словом. Опиум для народа. Сторож замолкает, чешет затылок и уносится куда-то в своих мыслях (наверное, туда, где этот чистый, без единой соринки марксизма опиум для народа производят) возвращается и продолжает философический монолог: Или скажи, я вот всю свою жизнь при мертвяках прожил и смерти не боюсь, а жить почему-то еще хочу? Ответь-ка, Вань. Тогда уж, так и быть, покажу я тебе инопланетянина.
Живой ты пока, потому жить тебе и охота, отвечает бывший клоповский милиционер уверенно, но и с угрозой в голосе. Мол, могу это недоразумение в момент исправить, к инопланетянину этому отправить.
Верно. В самую сердцевину вопроса сказал. В охотку живу, как бы не замечает угрозы в голосе Ивана Ивановича и насмешливо добавляет: А ты меня на должностное преступление, как шкета сыплющего, соблазняешь. Эх, Ваня. Опять чешет затылок, потом смотрит в желтые, будто прокуренные, глаза частного сыщика таким беспощадно сиротским взглядом, что только один этот сплошной никотинный нагар может и выдержать.