Никак нет, господин лейтенант, мне показалось, что он именно пел
И что же он пел, шарфюрер? иронически улыбаясь, спросил Диц.
Извините, господин лейтенант, он произносил нехорошие слова.
Кригер был инструктором по физкультуре в гитлерюгенде и не мог красиво выражать свои мысли. У него было теплое место в Гамбурге, и он мог отсидеться в родном городе до завершения военной кампании, но его отправили на фронт за несвоевременную выплату партийных взносов; такова была официальная формулировка, а на самом деле он был позорно уличен в краже продуктов из курсантской столовой, что не пристало делать ветерану национал социалистической партии принимавшему участие в разгроме рёмовских оппозиционеров.
Что вы ломаетесь как уличная девка, строго сказал, лейтенант, или мне вам сказать, какие это были слова?
Кригер молчал. Он хорошо знал значение доносившихся с неба слов, но, будучи трусом в душе не решался воспроизвести их в присутствии флегматичного лейтенанта, который представлялся ему настоящим исчадием ада готовым пристрелить человека за малейшую провинность. Он цацкался лишь с этим русским подростком, который безнаказанно палил во все стороны и убил вчера обозную лошадь, возившую полевую кухню, оставив караульных без обеда. Кригер мог спокойно прикончить мальчишку, но этот хладнокровный убийца решил еще немного поиграть с ним в прятки. Лейтенант, впрочем, был всегда подчеркнуто вежлив с подчиненными и никого вроде не собирался расстреливать, но Кригер нутром чуял в нем страшного хищника, не ведающего слова жалость. Со Штайнером было проще: тот жил сам и другим не мешал жить, а с этим ведь ни за что отстегал кнутом, педераст. В город к проституткам не пускает, а здесь запретил приставать к женщинам, поскольку мы оказывается «Не воюем с гражданским населением» Накатать на него анонимку, что ли в штаб дивизии, чтобы знал, дерьмо, как поднимать руку на ветерана партии. Два дня после этого позора он не мог сидеть на стуле: мягкое место горело, словно вымазанное скипидаром.
Лейтенант догадывался о значении «непозволительных» слов, которые выпытывал у этого красномордого дебила, но хотел услышать подтверждение своим догадкам от Кригера.
Может быть, он сказал «Дурак» на известную особу?
Нет, господин лейтенант, хуже, он сказал непозволительное слово.
На кого?
На известную особу.
Диц встал, подошел к портрету, висевшему на стене и, вглядываясь в изображение сурового человека в парадном мундире, строго спросил:
Как это понимать Кригер, возможно, Иван хочет освободить пленных?
Никак нет, господин лейтенант, Ивану наплевать на гномов, он мстит вам за дочь Симакова, которая была его кралей.
Откуда вам это известно?
Об этом говорят все сельчане. Они называют его звереныш и считают оборотнем.
Диц опустился в кресло и закрыл глаза.
Вы поэт, Кригер?
Никак нет, господин лейтенант!
Я думаю, что вы болван и вам надо выбирать выражение, прежде чем что-либо сказать.