растворюсь в частоколе оград.
Что-то спросите.
«Да, невпопад
я отвечу. О чем это вы?
В этом мире так много травы.
И любви. Поглядите, она
даже в воздухе растворена.
Дайте руку, уйдем поскорей
от домов, от машин, от людей,
и в лесов голубой окоём
грусть свою навсегда окунём,
все забудем».
Но лязгнет вагон,
вы сойдете, лишь ветер вдогон.
Только дым. И несусь я опять
одинокие ночи считать.
В эту комнату с пылью в углу,
в эту сизую плотную мглу,
где броском в амбразуру окна
вдруг влетает гранатой луна.
* * *
Дождь августовский, слезою прощальною вымой
окна и крыши, чтоб вновь я услышал, как прежде,
шорох листвы, словно шорох одежды любимой,
чтобы еще оставалось местечко надежде.
Чтобы душевная смута и черная зависть,
грусть и разлад унеслись с прошлогоднюю прелью,
чтобы я чувствовал снова, что я растворяюсь
в женщине этой, как зимнее время в апреле.
Музыкой слова, гармонией струнного лада
душу овеет, как ветром, что пахнет сосною.
Дай испытать эту солнечность вешнего взгляда
ту бесконечность, что будет навеки со мною!
Чтобы прозрачные эти, прохладные зори
вновь подарили, как радугу после ненастья,
радость и боль, и тревогу, и нежность во взоре
Все это вместе и есть ощущения счастья.
* * *
Уже леса ветрам покорны, про стать и красоту забыв,
они обнажены по корни и беззашитны, как рабы.
Не слышно славок и удода волной сомкнулась тишина.
Как будто в эти дни природа в глубокий сон погружена.
Она как будто приморилась, как устаем порою мы.
Как будто тихо примирилась
с неотвратимостью зимы.
* * *
Ещё в календарь все мы веруем слепо,
арбузы от зноя трещат на бахчах,
но, как ни крути, а кончается лето
последний левкой безнадежно зачах.
Куда тут деваться? В багрянец оделась
осина, и ветер другое поёт
Когда наступает высокая зрелость,
душа принимает не сразу её.
Ты мне нужна не для меня
* * *
Ревут аэродромные поля.
Торопимся. Куда-то улетаем
вслед птичьим стаям. Как они, растаем,
над белой беспредельностью паря.
Нам мало этих городов в дыму
найти бы угол там, где смертный не был.
Не так ли роща тянет руки к небу,
сама не понимая, почему?
* * *
Не надо грустить и сердиться не надо:
всё это покажется глупым и лишним,
когда наступает пора листопада,
стартуя бесшумно, как опытный лыжник.
И ночь-кобылица по травам белёсым,
по стынущим росам промчит, вороная.
И вздрогнет, как будто очнувшись, береза,
янтарные слезы на землю роняя.
Все ветви её обозначились резче
и тянутся к небу, как чуткие руки.
Так женщина плачет от радости встречи,
не зная, что это начало разлуки.
Но так ли уж важно, что кончилось лето,
и листья несутся у водораздела.
Лишь только бы радость мгновенная эта
хотя бы однажды душой овладела.
* * *
Ты небу близкая родня.
Оно совсем неподалёку.
И ты нужна не для меня
я научу тебя полёту.
Я словно сказочный Левша.
Я для того живу на свете,
чтоб обрела разбег душа
и крылья трепетные эти.
Забудь про все свои все дела,
теперь твоё предназначенье
жалеть, что долго ты жила
без ощущения паренья.
Теперь даровано судьбой
узнать: ты у границы рая,
и под тобой, и над тобой
лишь небо без конца и края.
Я свято выполнил зарок,
я жил потерянно и немо,
но я зато тебя сберёг,
я сохранил тебя для неба.
И луч надежды не потух,
светил он, как прожектор, ярок,
когда я верил в высоту,
что принесу тебе в подарок.
* * *
Давай, водила, жми на все педали,
мы не боимся Страшного Суда,
ведь мы сейчас впервые испытали,
что потеряли что-то навсегда.
Мы уезжаем. Можно оглядеться.
Велюр тумана ластится к реке
Ну что ж, давай с тобой простимся, детство,
ты остаешься в этом далеке.
Но как случайно сказанное слово
напомнит то, что унеслось, как дым,
так лунной ночью нам приснится снова,
что мы, куда неведомо, летим.
* * *
Я не истратил весь свой пыл.
Пусть много суеты.