Полковник сошел с ума?
Полковник в своем уме.
Вы знаете мое отношение к этому истерику, Сомов, но как я смогу помочь вам?
Очень просто. В какое время вы его колете?
Четыре раза в день.
Вечером? Ночью? Утром?
Доктор посмотрел на часы.
Черт возьми, сколько сейчас по вашим? Эти стоят.
Сейчас три.
Он просыпается в пять утра. В пять я его колю, и он начинает работать.
Ясно. Так вот, вместо наркотика вы ему вкатите снотворное. И все. Только окно перед уходом отворите то, что во двор выходит.
Сомов, вы верите в сны?
Верю.
Мне снилось, будто черные быки наперегонки по полю гоняют, а поле выложено Врубелем демоны лежат, руки по-бабьи запрокинули, а лица их все мелком крест-накрест перечеркнуты. К чему это, а?
В бридж сегодня не играйте, просадите все.
Когда вы хотите все это делать?
Сегодня
Та же ночь, только звезды ярче блещут дело идет к утру. На приступке домика Унгерна дремлет казак. Он вытягивается по стойке «смирно», когда из дома выходит доктор с маленьким чемоданчиком под мышкой. Провожает доктора глазами, пока тот не скрывается в темноте. Снова садится, тяжело борется с дремотой.
Прокричал петух, второй, третий. Пролаяли собаки, и снова тихо.
К заборчику, окружающему внутренний двор дома Унгерна, подкрадывались две тени.
Это Сомов и Мунго. Сомов перемахивает через забор и ждет мгновение. Потом быстро подходит к окну, бесшумно подтягивается на руках, залезает в комнату.
Унгерн во сне говорит какие-то жаркие, быстрые слова. Сомов осторожно подходит к его одежде, быстро ощупывает карманы, достает связку ключей, подходит к сейфу, отпирает его, достает бумаги, карты, документы. Отходит к столу, на который падает белый лунный свет, открывает папку с грифом «Святая святых», и чуть ниже «План кампании». В папке карты с направлением главного удара. И Сомов быстро перерисовывает план. Листает дальше.
На белом листе бумаги донесение:
«Сроки выступления Бакича, Резвухина и Семенова будут переданы послезавтра курьерами. Посол в Пекине Киселев».
Сомов чуть слышно ругается, захлопывает папку, открывает следующую. Там письмо, отстуканное на машинке:
«Бакичу, Семенову и Резвухину. В ближайшие дни будет уничтожен красными агентами Хатан Батор Максаржав, что послужит для монгольских частей сигналом к мести. Сроки выступления будем ориентировать, подгоняясь к этому дню».
Сомов изумленно прочитывает документ еще раз. Потом прячет все это в сейф, подходит к окну. Видит, как казак, только что дремавший, сейчас, позевывая, прохаживается по двору взад-вперед. Сомов замер у окна, спрятавшись за занавеску. Ждет.
По-прежнему бредит во сне Унгерн то шепчет что-то, то жалобно стонет, то закричит вдруг.
Сомов ждет, пока казак отходит в ту сторону, где притаился Мунго, появляется в лунном пролете окна и делает Мунго знак.
Казак поворачивается, чтобы отойти, но в то же мгновение Мунго каким-то акробатическим кошачьим движением перемахивает через забор, и казак плюхается лицом вниз, даже слова не вымолвив.
В те дни в Москве, в Российском телеграфном агентстве РОСТА, не спали до утра. В Кремле Ленин несколько раз принимал делегацию красной Монголии. Советники Чичерина в Наркоминделе самым тщательным образом выверяли текст коммюнике: опубликование такого коммюнике в газетах, естественно, вызвало бы взрыв во всей мировой империалистической и эмигрантской белой прессе.
Впервые два руководителя великой и малой страны сидели за столом переговоров, как равный с равным, как братья в великой борьбе за дело освобождения угнетенных. И в Наркоминделе, и в РОСТА, и в Реввоенсовете республики понимали, что опубликование этого сообщения будет как гром среди ясного неба для всех, кто исповедовал право силы.
В эти же дни невидимыми путями пришла в Реввоенсовет республики Склянскому шифровка из Монголии: «Положение крайне напряженное, назревают события громадной важности. Прошу передать главкому 5-й армии Уборевичу и главкому Дальневосточной республики Блюхеру, что в ближайшие дни надо ждать чрезвычайно серьезных военных акций. 974».
В ЮРТУ МАКСАРЖАВА ПРОСКАЛЬЗЫВАЕТ МУНГО. Максаржав в юрте один, молится перед бронзовым изображением Будды.
Хатан Батор, шепчет Мунго.
Тот недовольно оборачивается. Видит Мунго, и лицо его добреет. Он поднимается с колен, идет к Мунго, здоровается с ним.