Уже в столовой, рассевшись в необычной тишине, первокурсник Миша Ячек напомнил, что Сычёву всё же пропустили обратно в комнату одеться.
Вот сейчас Синома пирдёт и свё расскажет, пообещал маленький рыжий гимнаст, переставляя в словах слоги, так как был дислексиком, и не спуская глаз с входной двери.
За любимую гречневую кашу с молоком студенты принялись в этот раз без всякого аппетита.
2
Ветров в субботу утром так и не появился. Не вправе отменить решение председателя совхоза, Горобова приказала выйти в поле на полдня. За проявленную «самодеятельность» в установлении трудовой дисциплины тот же обком партии мог наложить взыскания разного рода. Да и Печёнкин предпочитал решать любые вопросы официально. Обморок Николиной, вызванный сильной болью, был недолгим, но так всех перепугал, что начальство боялось теперь всего. Приказав Лене не вставать с постели до обеда, Наталья Сергеевна пошла вместе со всеми работать.
Едва только успели погрузить на телегу последние мешки с собранной картошкой и кое-как отмыть руки и лица от земли, как на горизонте показалась легковушка. Преподаватель по лыжному спорту Джанкоев, увидевший машину первым, приложил ладонь козырьком ко лбу, всматриваясь.
Кажись, ректорская «Волга», сообщил Тофик Мамедович немногим задержавшимся у входа столовую: намёрзнувшись, студенты торопились поскорее поесть и завалиться спать. Устроив весёлые сборища в первые два вечера, к концу недели студенты заметно погрустнели. Шума в комнатах поубавилось, равно как и смеха. Свет гасили теперь порой даже раньше установленных десяти часов. А утром, поднимаясь под музыку наружного радиорепродуктора и криков дежурных, молодые люди не задерживались в туалетах, поэтому толчеи, как раньше, там не было.
Прямо к самому к обеду! огрызнулся Добров. Миха, у нашего Орлова чуйка на жратву похлеще твоей, ковырнул он Шумкина.
Да пошёл ты! устало ответил Миша и поспешил скрыться в столовой.
Узнав о проблеме Николиной, ректор сильно расстроился. «Если это что-то серьёзное, доклада наверх не миновать, подумал он. Избежать работ в колхозах стремились любой ценой, прибегая в том числе и к обману. Девчонка выздоровеет, а мне потом полгода валандаться с проверками, которые устроят кабинетные зануды из Министерства образования», досадовал Орлов, выйдя из машины. Горобова проинформировала его о больной, не дав отдышаться с дороги.
А врача к больной вызывали? уточнил ректор, осматриваясь. Несмотря на то, что каждый год место прохождения практики менялось, условия проживания и специфика работы на полях оставались одинаковыми. Порадовавшись, что всё рядом: бараки, столовая, баня, про их серость и убогость Орлов и не заикнулся. Не на слёт комсомола поехали. Это там всё радужно и весело: горны, знамёна, отчёты под музыку, а тут дело другое.
Горобова подождала, пока взгляд ректора вернулся к ней.
Врачи тут, Иван Иванович, только в Луховицах. До города сорок километров. Не наездишься. Поэтому мы ещё утром, как только проблема выявилась, послали в Астапово за фельдшером.
И что? Валентина Орлова, переживающая наравне с мужем, поторопилась забрать из машины привезённую сумку с личными вещами.
Сейчас он сам вам всё расскажет, Бережной указал на дорогу. Из столовой к паркингу уже хромал Матвей, издали приветствуя всех взмахами руки и извиняясь, что идти быстрее не может.
Добрый день, поздоровался Орлов и пожал сухую, жилистую руку кочегара, которую тот протянул. Как же так, Матвей, простите, отчества не знаю, что вы вернулись один?
Иваныч я, чего уж мудрёного, улыбнулся старик, понимая, что угроза старшей поварихи тёти Маши о том, что москвичи его сейчас разделают под орех, сильно преувеличена; ректор казался мирным и вел себя сдержанно. «Это вам столичный интеллигент, не наши горлодёры», довольно отметил кочегар и продолжил разговор уже по-стариковски размеренно, но при этом «путаясь в показаниях», рассказывая то про заглохший мотор его трёхколёсного мотоцикла, то про фельдшера, не оказавшегося на месте.
Не желая тратить время на пустые разговоры, Орлов быстро отпустил старика и приказал вести его к больной. От трапезы ректор отказался не до еды было. А вот истопник, наоборот, пожаловался на жуткий голод и, как только процессия тронулась в сторону бараков, поторопился обратно в столовую. После обеда старику снова нужно было ехать в Астапово, теперь уже с картошкой.