Я заставила себя держаться спокойно. Он погладил меня по щеке, провел пальцем по ямочке, стирая слезы, смешивающиеся с морской водой.
Эмили, прошептал тритон.
Это действительно был он, мой папа! Мы заключили друг друга в объятия.
Ты у меня еще и русалочка, пробормотал он мне в ухо.
Но не все время.
Понимаю.
А твоя мама где? вдруг спросил он, разжимая объятия. Она здесь? С ней все в порядке? Или он бессильно уронил руки, она встретила кого-то другого?
Разумеется, нет! И я прижалась к нему.
Узнаю мою Пенни, улыбнулся он.
Пенни?
Ну да. Так я ее звал, будучи уверенным, что мне выпал счастливый пенни. Полагаю, в самом конце это выглядело не слишком удачной шуткой. Он улыбнулся. Так, значит, она меня не забыла?
Ну я не знала, что ответить, она до сих пор тебя любит.
В конце концов, это же чистая правда, ведь так? Иначе мама вряд ли бы расстроилась, вспомнив случившееся.
Она тебя не забыла. По крайней мере, уже вспомнила.
Как это?
Сейчас объясню.
И я рассказала ему о Б-зелье, о мистере Бистоне и о том, как водила маму к Радужным камням. А еще о нашем плавании к Большому Тритоньему рифу.
То есть она здесь? Совсем рядом? вскричал он.
Я кивнула. Он пригладил волосы и принялся плавать кругами.
Пап! произнесла я вслух это странное слово. Она там меня ждет. Нельзя, чтобы ее тоже посадили в тюрьму. Я подплыла поближе к отцу. Мама ведь даже плавать не умеет, добавила я тихо.
Не умеет? Он расхохотался. О чем ты, дочка? Пенни плавает как рыба. Лучше всех, за исключением русалок, конечно.
Моя мама? Плавает как рыба? Настала моя очередь хохотать.
Наверное, это умение исчезло вместе с воспоминаниями, грустно предположил отец. Мы плавали с ней повсюду. Она специально посещала курсы подводного плавания, чтобы не отставать от меня. Мы были даже на затонувшем корабле. Там я и сделал ей предложение.
Она до сих пор тебя любит, повторила я.
Да, наверное. Он подплыл к столу, я последовала за ним.
Что это, пап?
На вбитом в стену рыболовном крючке висел листок. Стихи?
Это про меня, печально сказал он.
«Покинутый тритон», прочитала я.
Пробежала глазами строчки и ахнула: «Янтарные своды, жемчужный пол».
Но это же это
Да-да, сентиментальные, полузабытые вирши.
Но я знаю, о чем эти стихи!
Ты видела затонувший корабль, малышка? Папа поднял на меня глаза.
Ага, мне Шона показывала. Это моя подруга. Она русалка.
Ты была там вместе с матерью?
Что ты! Она вообще не знает, что я туда плавала.
Отец уронил голову.
Однако стихи она не забыла! добавила я и, сдернув листок, продекламировала: «И покинула навеки морского царя».
Да, именно так заканчивается стихотворение.
Нет, не так!
То есть?
Не так все заканчивается!
Ну как же? Отец подплыл ко мне и взял листок. Вот две последние строчки.
В стихах может быть. Я вырвала листок обратно. А твоя история заканчивается по-другому! В ней никто никогда не покидал морского царя.
Ты меня совершенно запутала. Отец почесал затылок.
Наша лодка зовется «Морской царь»!
Верно, сказал отец, и его глаза затуманились, как затуманились прежде глаза матери. Я помню, как мы ее переименовали. Совсем забыл, как она называлась прежде. Но, видишь ли
И мама никогда не покидает лодку! Теперь-то я знаю, почему. Это из-за тебя! Она не смогла тебя покинуть. И ты вовсе не покинутый тритон.
Ты правда так думаешь? Джейк засмеялся и вновь обнял меня, уткнувшись подбородком в мой лоб. Его кожа пахла морской солью. Послушай, детка, тебе пора уходить, сказал наконец он.
Но я же только что пришла!
Скоро пробьют склянки к обеду. Надо тебе как-то отсюда выбираться. Не знаю, как ты сюда забралась, моя жемчужинка, но мы же не хотим, чтобы тебя здесь застали? Иначе ты рискуешь застрять здесь навеки.
Ты не хочешь меня больше видеть?
Он взял меня за руки и посмотрел мне в глаза. Мы оказались в принадлежащем только нам двоим мире.
Я хочу, чтобы ты осталась живой, Эмили, была свободна и счастлива. И не желаю, чтобы тебя заперли в этом отвратительном месте до конца твоих дней.
Мы никогда больше не увидимся.
Я что-нибудь придумаю, моя жемчужинка.
Мне очень понравилось, что отец так меня называл.