Валя, что со мной?
У тебя инфаркт, Саша. Теперь всё позади. Хорошо, что я дома была и скорая вовремя приехала.
Отец улыбнулся и прикрыл глаза. Так лежал он минуты две, потом открыл глаза, нашёл стоящего за матерью Степана и сказал:
Что сказал врач? Долго я ещё протяну?
Отец, всё будет в порядке. Не забивай себе голову. Лежи, отдыхай и не расстраивайся.
Степан пытался выглядеть спокойным и уверенным, хотя в душе росло ожидание чего-то неприятного и даже ужасного. Когда после долгого консилиума доктора вышли из палаты, заведующий отделением подошёл к Степану и его матери и сказал, что у больного обширный инфаркт. Сердечные клапана работают с перебоями и могут в любой момент выйти из ритма и тогда неминуемая смерть. Сердце больного изношено, и даже перевозить его из палаты опасно. Врач дал понять, что в таком состоянии больные долго не выдерживают. Каждый час и даже каждую минуту могло произойти непоправимое. Степан, обойдя мать, подошёл ближе к отцу, ободряюще улыбнулся ему и взял его ладонь в свою руку. На тыльной стороне ладони четко виднелись синие жилы, и Степану казалось, что кровь по ним бежит с трудом, и он чувствовал даже, как кровь со скрежетом пробивает себе дорогу к уставшему сердцу. Мелькнуло в голове, что было бы хорошо своим прикосновением заставить ритмично работать отцовское сердце, освободить вены от накопившегося шлака, добавить своей крови и через пару часов забрать его здоровым из больницы. Отец слегка пошевелил пальцами.
Прости меня, Степан.
Папа, за что ты просишь прощения?
Я знаю, за что
Голос отца звучал слабо и виновато. Степан не мог вспомнить, когда отец мог его чем-то обидеть. Может быть, он вспомнил то время, когда Степан без благословления родителей женился. Так это было давно.
Саша, ты что надумал?! Не надо об этом!
Мать испуганно смотрела на отца. Она прижала кулаки к груди, и в глазах её накапливалась влага.
Выйди, Валя.
Отец сказал эти слова отчётливо и решительно.
Не надо, я прошу тебя!
Выйди!
Отец с трудом выдавливал из себя слова, и каждое слово забирало у него кусочек жизни. Мать поднесла двумя руками развёрнутый платочек к глазам и, мелко всхлипывая, виновато пошла к дверям. Отец вынул ладонь из рук Степана и, слабо махнув ею, сказал:
Сядь, сынок.
Степан взял стоявший у окна стул и сел. Он никогда не видел ещё отца таким слабым и беспомощным. Щемящее чувство тоски овладевало им. Отец был взволнован, и это нагнетало ещё большее беспокойство.
Степан, я, наверное, долго не выдержу.
Да что ты, папа.
Молчи, сынок, не перебивай Я должен тебе успеть сказать что-то очень важное.
Отец закрыл глаза и минуты три лежал неподвижно. Дыхание его было неглубоким и прерывистым. Ладони, лежащие на одеяле, мелко подрагивали. Он открыл глаза и усталым взглядом посмотрел на сына.
Сынок, у тебя были другие отец и мать Ты не наш родной сын.
Папа, тебе вредно волноваться. Помолчи.
До Степана не дошёл ещё смысл сказанных слов.
Твоя настоящая мать немка, а отец немецкий военнопленный.
Наконец до Степана стало доходить, о чём говорит ему отец.
Папа, ты бредишь. Я же твой сын. Перестань говорить и успокойся. Тебе нельзя сейчас волноваться.
Он видел, как участилось неритмичное дыхание отца, глаза закатились и рука начала нервно шарить по груди, как будто пытаясь расстегнуть пуговицу на рубахе. Степан надавил на кнопку, вызывая сестру. Медсестра и врач пришли сразу же. Врач беспокойно смотрел на неравномерно пульсирующую кривую на экране медицинского аппарата и сказал Степану:
Выйдите, пожалуйста.
Мать стояла у окна. Мокрый платок был зажат в кулаке, и лицо было влажным от слёз. Она была одета в полупрозрачную блузку, в которой обычно ходила дома. Шов наспех надетой шерстяной юбки был сдвинут на сторону, но мать этого не замечала.
Что он тебе сказал? с тревогой спросила она.
Так, бредил, наверное, ответил Степан и уставился в окно.
На улице светило солнце и жаркий день набирал свою силу. Далеко, в мутном мареве, виднелись горы. По улице проехала машина и скрылась за поворотом. Где-то в отделении настойчиво звонил телефон. По коридору торопливо прошёл ещё один врач и скрылся в палате отца. Оттуда вышел заведующий отделением, виновато улыбнулся родным больного и ушёл к своему кабинету. Когда он снова появился в коридоре, Степан сделал два шага ему навстречу и спросил: