Доктор, есть надежда?
Мы делаем всё возможное. Я вызвал профессора. Больной находится в крайне критическом состоянии.
В коридор вошёл пожилой мужчина в белом халате.
Профессор, сюда, в эту палату, крикнул ему заведующий отделением.
Потянулись минуты ожидания. О том, что говорил ему отец, Степан сейчас не думал. Слова отца прошли мимо, толком не задев его. Только в глубине памяти свербели беспокойные мысли: «Что за бред нёс отец? О чём это он? И зачем?..»
Степан подошёл к матери. Та развернулась от окна, обняла сына и, утопив лицо в его груди, вздрагивая слегка плечами, заплакала.
Успокойся, мама. Даст бог, выздоровеет.
Что я буду без него делать, Стёпа. Мы всю жизнь были вместе. Я долго без него не протяну
Мам, ну что ты, отец ещё живой. Да и мы у тебя есть. Я, Вера, Надюша. Ты же не одна!
Дверь палаты широко раскрылась. Из палаты одновременно вышли все врачи. Санитар и медсестра катили кровать с больным. Профессор и заведующий отделением подошли к родным больного.
Мы приняли решение оперировать больного, сказал профессор. Поставим ему искусственный клапан. Риск большой, но так оставлять риск ещё больше.
Пока готовили отца к операции, Степан успел позвонить жене и на работу. Жена приехала через полчаса на такси. Операция только что началась, и все трое сидели в коридоре и с напряжением ждали вестей из операционной. Отец умер на операционном столе через час после начала операции. Больное сердце остановилось, и никакие усилия врачей не могли заставить его вновь начать свою вечную работу. Хирург и ассистирующий ему профессор вышли из операционной, когда уже никаких надежд на восстановление работы сердца не осталось и был отключен последний аппарат, поддерживающий жизнь в умершем теле. Увидев их скорбные лица, заголосила мать.
Сашенька, боже мой, Сашенька, как я без тебя!.. истерично кричала мать, прислонившись лбом к стене.
Степан, сдерживая слёзы, обнял мать, к нему прислонилась всхлипывающая жена. Так стояли они минут пять. Наконец мать успокоилась, вытерла мокрым платком глаза и сказала:
Да Ничего не сделаешь.
Она села на стул. Рядом с нею присела жена Степана. Теперь они не плакали, и говорить было не о чём и незачем. Степан пошел к главному врачу узнать, когда можно будет забрать тело для похорон. Из его кабинета позвонил на работу и взял отпуск на неделю.
Неделя отпуска прошла в заботах. Захаров был всё время занят. Надо было забрать тело из больницы, перед этим заказать гроб, договориться с помещением, где можно было бы выставить тело. Для поминок сняли ресторан недалеко от кладбища. О смерти Захарова Александра Веньяминовича дали объявление в газету. В том же номере была напечатана большая статья о бывшем партийном работнике обкома. Мать тоже требовала постоянного внимания. Степану пришлось несколько раз ночевать в доме родителей, чтобы не оставлять мать одну. Она вдруг постарела и осунулась лицом, перестала пользоваться любимой помадой и кремами для лица, забывала завтракать и обедать и могла часами сидеть в зале на кресле, ничего не делая. Решили сразу после похорон временно переселиться в родительский дом. Жена делала это не очень охотно, дочке тоже было далековато ехать до школы, но чтобы не оставлять хотя бы на первых порах мать одну, пошли на этот шаг.
Степан был рад, когда в конце концов похороны остались позади, разъехались гости и наступили снова привычные и будничные дни. Всю неделю у него не было времени поговорить с женой. Как правило, усталый, он засыпал сразу, неважно где, в своей квартире или в доме родителей, спал, ни разу не просыпаясь до утра, проснувшись, готовил завтрак, и снова начиналась дневная карусель. О последних словах отца Степан в эти дни не вспоминал.
Прошло несколько дней после похорон. Жизнь входила в свою колею. Мать постепенно приходила в себя. Она отвлекала себя работой по дому, вознёй в огороде. Была в разгаре весна, и надо было высаживать помидорную рассаду, подпушивать только что вышедшие кустики картошки, поливать всходы овощей. Когда Вера приезжала с работы, ей не надо было что-то делать по дому или варить ужин, всё было убрано и сварено. За эти несколько дней жизни под одной крышей годами сохранявшееся недоверие друг к другу стало исчезать между ними. Пропала натянутость в отношениях, и вдруг им нашлось о чём друг с другом говорить. Степана всегда тяготило холодное отношение матери к снохе. Понять причину он не мог, считал, что это просто материнская ревность, и теперь, видя, как они вдруг доверительно стали говорить друг с другом, как исчезло отчуждение между ними, искренне радовался этому.