В кафе Бруно заказывает бутылку бордо. Он не пьёт других вин привычка, воспитанная Парижем. Они сидят друг против друга. Чужие. Бруно пристально смотрит на Лени. «Ты с годами становишься на него всё больше похожа, говорит. Надеюсь, будешь счастливее и проживёшь дольше. Главное не делать глупостей, понимаешь? Не всё правда. Всё неправда. Всё тебе лжёт. Даже твоё отражение». Лени не хочет слушать Бруно. Она и сама знает, что похожа на Леона, хотя ростом не вышла и волосы её светлые.
Бруно выпивает бóльшую часть бутылки, в то время как Лени едва пригубила и держит бокал в руке. Бруно говорит: «Он так же смотрел вот как ты сейчас Не то обвиняет, не то сожалеет А мне что делать гадать на ромашке?..» И вдруг смеётся. Она думает: это уже было, он так смеялся, и пальцы мои немели.
Ещё через четверть часа, которые они проводят в молчании и разглядывании друг друга исподтишка, пытаясь найти друг в друге след, озарение от Леона, Бруно резко бросает: «Мне пора». Целует Лени в щёку, пожимает совсем как Леон когда-то ей руку и уходит.
Лени, оглушённая: не шевелясь, не моргая, без единой мысли в голове, вся погружена в ощущение этого рукопожатия. Кёльнер спрашивает, всё ли в порядке, Бруно спешит его заверить: «Да, спасибо» и выходит вон.
На последнем автобусе Лени едет, едет по Небельфельду, бесконечно долго.
А если Леон откроет дверь?.. Вдруг всё неправда? Все эти пять лет? Все эти пять вечностей?.. Но когда она подходит к дому, окна Леона по-прежнему черны. Лени знает: мама сидит в темноте, за убранным столом, перед фотографией сына и беззвучно произносит длинный монолог. До самого утра так и будет говорить.
Лени прислоняется лбом к двери, потом опирается спиной. Холодно. От нашей квартиры страшный холод. Потом наконец отпирает дверь осколок света в маминой зале дразнится сквозь фигурное стекло. Так и есть мамин беззвучный монолог, до утра.
В комнате Леона всё как было. Ничего не меняется, кроме беспорядка, который время от времени устраивает здесь Лени. Тогда фрау Фэнгер жалуется: «Опять книги не на месте, фотоальбомы выпотрошены. И вот, пятна от кофе на столе. Ты же знаешь, как аккуратен Леон, как он не любит бардака. Ах, Лени, Лени»
Лени по-свойски теперь уже ей ничего не грозит, кроме материнских вздохов: Леон не рассердится входит в комнату. Присаживается на краешек его кровати и обращается взглядом к семейному портрету на стене. «Я сегодня виделась с Бруно» и не знает, что ещё добавить. А потом: «Он читал сонет» и произносит начальные слова сонета, вспоминая, как склонялась над белым крестом фигура Бруно. А я думала, сонеты это только наше Леона и Лени.
Лени идёт к себе. Значит, Леон снится и Бруно. Какой Леон у Бруно в Париже? Вот к ней приходит стоит, молчит. Ни слова никогда не скажет, прямо как в жизни, бывало. И гадай по нему чего пришёл, что на уме. Понятно: у мёртвых больше ничего. Только Лени не верит в смерть. По крайней мере, в смерть Леона не верит. Ну и что тело нашли. Но душу-то нет.
Душа Леона заблудилась. Лени это всей собой ощущает. Она просит его каждый вечер ну подскажи мне! Она перечитала все книги в его шкафу в надежде наткнуться на то, что ясно бы прокричало: вот! здесь и есть правда!
Знал ли Бруно Леона? Бруно молчит. Правильно. Лени его за это уважает от имени Леона, если бы она могла им быть. Но от себя презирает. Бруно запер у себя душу Леона. Мама о Леоне тоже ничего не знает: кроме того, что видела своими глазами. Но много ли она видела?
Бруно, Бруно Случайно ли прочёл тот сонет? И Лени берёт том, кладёт его рядом с собой в кровать. Просматривает под светом ночника страницы в надежде найти знак. Но скоро, устав от минувшего дня и переживаний своих и чужих, собирается закрыть книгу. Том срывается и летит на пол. На разверстой странице простым карандашом, мелким почерком: «точно обо мне». И Лени читает обозначенную строфу:
Усталый конь, забыв былую прыть,
Едва трусит лениво подо мной,
Как будто знает: незачем спешить
Тому, кто разлучён с душой родной.
Но ведь и обо мне, Леон! Обо мне! Куда спряталась твоя душа?.. Моя покинула меня с тобой.
Лени обнимает книгу и засыпает. Снится Лени в эту ночь Леон всё ходит по кладбищу, задерживается у своей могилы, читает Шекспира. И словно бы ждёт: сейчас кто-то близкий отзовётся но никого рядом. Леон проходит сквозь ворота. А потом направляется в то кафе, где Бруно сказал, что Лени с Леоном похожи, садится за тот же столик. Не до конца допитая бутылка, оставленная Бруно. «Самые горькие капли на дне», говорит Леон, выпивает из горлышка и уходит.