Пару лет назад один из врачей решил лечить больных в отделении классической музыкой. Магдалена тогда каталась по полу, зажав уши руками, отбиваясь от медсестер и санитарок:
Не могу, не могу, искусанные губы зашевелились, я не могу сказать его имя, не желая проводить недели в палате для буйных больных, в смирительной рубашке, Магдалена решила больше никогда не слушать музыку:
Иначе я закончу, как она, девушка бросила взгляд на соседку, но у меня не будет другого выхода, в раскрытой двери застучали каблуки.
Неизвестная Магдалене женщина заглянула в палату, придерживая на плечах халат. Светлые, аккуратно уложенные волосы побила сверкающая седина. Практичный костюм женщины и туфли на низком каблуке напомнили ей о нарядах матери. Магдалена вдохнула сладкий, тоже материнский запах от картонной коробки в руках незнакомки:
Здесь наши безнадежные случаи, услышала она голос главного врача, лечение, к сожалению, не приносит плодов, голубые глаза женщины остановились на лице Магдалены:
Не приносит, она шагнула в палату, здравствуйте, улыбка у нее была ласковая, что не помешает нам попробовать свежих круассанов, женщина присела на кровать рядом с Магдаленой:
Меня зовут госпожа Кампе, она коснулась руки девушки, я очень рада нашей встрече.
Лысоватая голова начальника криминальной полиции Гамбурга лоснилась от пота.
Окно унылого кирпичного здания выходило на Эльбу. Сверкающая под солнцем вода, казалось, дышала жарой. Неподалеку поднимались строительные краны. Складской район девятнадцатого века, Шпайхерштадт, разрушенный налетами союзников, который год подлатывали:
Фридрих говорит, что за тамошними квартирами будущее, полицейский кинул взгляд в окно, но здесь он неправ, кто захочет жить на складе? Он сам точно не захочет. Заняв министерское кресло, он немедленно купит загородную виллу, депутат Краузе давно стал любимцем гамбургских газетчиков:
Парень из подвала, военный сирота, он достиг всего талантом и тяжким трудом, вздохнул начальник, но ведь именно так и есть, помня, как Краузе отказался защищать Магдалену Брунс, полицейский понимал, что адвокат принял правильное решение:
Даже если девчонка не врет, и женщина в черном плаще действительно существовала, то, где ее искать, он взглянул на невозмутимое лицо женщины в светлом платье.
На седьмом десятке лет госпожа Кампе сохранила недурные ноги. Визитерша красила губы помадой и не носила чулок:
В Скандинавии вольные нравы, Вольфганг сложил руки на толстеющем животе, немки в ее возрасте вяжут и возятся с внуками, госпожа Кампе сообщила, что двадцать лет проработала в шведском Красном Кресте. Судя по виду дамы, вязание ее занимало меньше всего:
Я немка, Вольфганг удостоверился в этом, заказав архивную справку, до прихода Гитлера к власти я работала медсестрой в Киле, полицейский прервал ее:
В тридцать пятом году вас осудили на десять лет заключения по криминальной статье
В справке канцелярским языком указывалось, что госпожа Кампе спекулировала драгоценными металлами на черном рынке. Вольфганг помнил, что полицейский архивариус сидит на своем месте с довоенных времен:
Союзники не устраивали у нас денацификации, не предложив сигарету фрау Кампе, он закурил, хотя все крипо состояло в нацистской партии. Но иначе было нельзя. У людей семьи, они не имели права рисковать увольнением со службы
Отец Вольфганга, техник на гамбургских верфях, тоже был членом НСДАП. Сам полицейский успел побегать на собрания гитлерюгенда:
Как и депутат Краузе, хмыкнул он, но с трибуны Фридрих разоблачает преступления нацизма и призывает немцев к покаянию перед жертвами. Ему надо создавать себе имя, а такие выступления сейчас в почете, ходили разговоры, что в уголовный кодекс внесут статью о запрещении нацистской символики:
У нас кодекс, словно конституция США, весело подумал полицейский, сначала законы были имперскими, потом нацистскими, теперь демократическими. Все вносят поправки, но преступление остается преступлением, формально госпожа Кампе не досидела свою десятку. Если бы нацисты остались у власти, женщину освободили бы летом сорок пятого года.
Бывшая медсестра поджала губы:
Я продала семейные драгоценности, чтобы спасти мужа, холодно сказала фрау Кампе, и достать ему чистый паспорт для выезда из Германии, Вольфганг уточнил: «Поддельный паспорт». Губы сомкнулись в еще более тонкую нить: