Про Шумкина, Рудольф Александрович, ты знаешь. Про Андронова я тебе тоже сказала разберёшься.
А почему после зачисления? поинтересовался Гофман, хотя этот разговор явно его не касался.
Переводом из ГЦОЛИФКа, отрезала Горобова и посмотрела на Гофмана с удивлением: Вам плохо?
«Ещё бы!» прокричал он в ответ мысленно. Владимир Давыдович с утра был зелёного цвета. Он не мог себе представить, что его, заслуженного преподавателя по гимнастике, отвечающего за целую кафедру, кто-то когда-то может заставить поехать в колхоз. Но Печёнкин личным примером предупреждал возникновение каких бы то ни было недовольств, и Гофману ничего не оставалось, как молча пойти в автобус.
Уже перед самым отъездом Кириллов и Кирьянов подловили декана и рассказали про температуру Николиной. Горобова, лично убедившись, что девушка горит, подвела к ней парторга. Владимир Ильич брезгливо приложил руку, поцокал и кивнул на выход из автобуса. Приняв вещи Лены, Рудольф Александрович отнёс их на лавочку около ворот и вернулся к Горобовой.
Наталья Сергеевна, а если у Николиной что-то серьёзное? кивнул Бережной на высотницу. Горобова перешла на «ты», отставив ранги:
Не мне тебя учить, Рудольф. Примешь решение в соответствии с диагнозом. Кстати, завтра по дороге купи, пожалуйста, свежую прессу. А то в этом колхозе
Совхозе, Наталья Сергеевна. Ты всё время путаешь, Бережной смотрел, как младший брат на старшую сестру: принимая указы и не обижаясь на них. Он помнил те годы, когда эта женщина-власть была только женщиной.
Какая разница, Рудольф, пусть «в совхозе», всё равно. За месяц отстанешь там без прессы от всякой цивилизации, даже прося, Горобова чеканила слова. Дождавшись утвердительного кивка, она встала на подножку первого автобуса и крикнула в хвост колонны:
Товарищи, поторопитесь! Через пару минут отъезжаем!!!
Та шо ж вы так кричите, Наталья Сергеевна? недовольно сморщился Бражник, усевшийся на переднем сиденье справа от водителя и как раз у двери. Кокер спал на его руках, игнорируя большую сумку, приготовленную для его перевозки. Обглоданная добела кость, детская игрушка резиновый цыплёнок, уже не пищащий и откровенно пожёванный, и поводок с ошейником сиротливо лежали там же. От крика пёс всполошился.
Ничего, Панас Михайлович, проспится ваш Золотой в колхозе. Ему картошку не собирать, Горобова прошла за спину биомеханика и села на отдельное сиденье, где уже стояли её вещи. Через ряд напротив обмахивалась веером преподаватель по биохимии Михеева.
Панас Михайлович, а пёс у вас дорогу хорошо переносит, его не укачивает? поинтересовалась она и показала из сумочки край целлофанового пакета. А то у меня на крайний случай вот, припасено. Студенты засмеялись. Соснихин изобразил собаку, блюющую в пакет. Бражник хмыкнул и проворчал, укладывая пса заново:
Чего бы его укачивало? Скажете тоже, Галина Петровна. Это же охотничья порода.
А на кого будет охотиться ваша псюха на полях? Цыганок встала с места, чтобы открыть люк; в автобусе было душно. Панас Михайлович вскочил и начал бешено вращать глазами:
Кто это такое спрашивает? У кого не хватает мозгов понять, что мне не с кем оставить собаку дома? Бражник сурово шарил взглядом по притихшим студентам. Цыганок осела на ближайшее сиденье. Как оказалось, рядом с Савченко. Волейболист незаметно толкнул Свету в бок.
Да успокойтесь вы, Панас Михайлович, махнула рукой Горобова. Никто не оспаривает присутствие Золотого. Тем более что ваша собака научный сотрудник. И все это знают, декан посмотрела на студентов со значением. Некоторые из них кивнули. Бражник согласно хмыкнул, но продолжал зыркать глазами по салону. Галина Петровна успокоила его, предложив сесть. Устраиваясь на сиденье, декан продолжила: Ну и всё. Глядишь, эти варвары, что сидят сзади, научат ещё вашу псину чему-то полезному например, жильё охранять, пока мы в полях будем, Горобова зевнула; ночь перед поездкой в совхоз прошла для неё без сна. Бражник кивнул и сел. Михеева протянула ему бутылку с водой. Панас Михайлович намочил руку, приложил ко лбу себе, потом Золотому. Горобова ещё раз обернулась, и тут ей весело подмигнул Лысков, сидящий рядом с Гофманом. Преподаватель по лыжам Джанкоев и медсестра Иванова замерли в полу-вопросе, полу-испуге.