Она вытащила из угла рта Полин волос.
Две, вернее. Уточнил вошедший Илья (когда успел выскользнуть?), дотошный к таким телячьим нежностям.
Он что-то держал под курткой.
У вас была сестра?
Да отчего же вот она.
Анастасия молчала, приветливо поглядывая на говорящих.
Близнец у меня был. И назвали её якобы Валерией.
Аксаковские атакуют, пошутил Илья, пробираясь к столу.
Что ты там прячешь?
Лётчик встопорщил рыжий чуб, размышляя. Поймав внимательный взгляд Анастасии, не зная, что ей сказать, просто улыбнулся. Внезапно та ответила гневным и холодным взглядом, лицо её столь разительно переменилось, что опешивший лётчик не знал, что и думать.
Хохот за буфетом отвлёк его. Калерия сражалась с Ильёй, который сопротивлялся, постепенно вытягивая из-под куртки бутылку шампанского.
Калерия выхватила её.
Да переменится участь. Со вздохом молвил Илья. Если на то воля с высот.
Каля цыкнула на него.
Не суесловь.
В этот момент запутавшийся в проявлениях эмоций милейшей семейки лётчик краем глаза заметил, что Анастасия что-то подняла с полу, и решил подойти к ней, ибо двойственность была чужда этой душе.
Он столкнулся с распрямляющейся Анастасией в сутолоке креслиц между стеной и столом, и такого кроткого и побеждённого кротостью красивого лица, признал он, ему не доводилось видеть. Она ласково и открыто кивнула ему, и он растерянно прижался к стене, пропуская стройную высокую даму задеть, хоть край рукава, помстилось ему немыслимым.
Калерия выпустила бутылку и отпихнула Илью. Мелькнувший за раскрытым воротом на его шее шнурок обратил на себя внимание лётчика и Поли, следившей за рыжим в эту минуту.
Медсестра прочирикала:
Всё же вы носите под рубашечкой охранный знак, Илюша
Да ни в жизнь отозвался он, подымая бутылку. Носить на коже знак казни, притом, добровольной это не по мне. Из всей оставшейся семьи подобное целомудрие присуще только одной прекрасной моей сестре.
У вас их две. Заметила Оля.
Анастасия, склонив голову с прямым пробором, улыбнулась кому-то невидимому. Линия её профиля, как мерило правильности происходящего, таяла в сумрачном уголке застолья.
Два гигантских красно-коричневых яблока, крупно вылепленные светом на скатерти, словно цедили незримый яд в воздух. Красавица, без всяких дополнительных военных целей, повела длинными некрашеными ресницами и отпустила под их сенью бессловесное послание сестре.
Вы заметили. Кротко, без издёвки произнесла Анастасия.
Ах, ах. Воскликнул Илья. Но реликвию носит только самая старшая.
Каля фыркнула.
Я младше на десять месяцев. Пояснила Анастасия.
Каля мрачно и насмешливо взглянула на неё.
Илья сманеврировал к лётчику своим треугольным костлявым торсом, затиснутым в пиджак, похожий на подобранную в театре в углу визитку, с развёрнутым щедро воротом, и шнур по-змеиному шевельнулся на жилистой шее.
Вот вы, Валерьян, могли бы испросить благословения на полёты у неё. Она принесёт вам удачу, вам это нужно, ведь так?
Рыжий парень застеснялся. Покраснев до корней коротко обрезанных жёстких волос, он пробормотал:
Не откажусь.
Калерия гневно сдвинула брови, и, казалось, глаза её тоже сошлись к переносице, тоже прямой и короткой, как у сестры, но более телесной, как у юного животного. Скульптурно точный милейший нос дамы должен бы заканчиваться кончиком-ринариумом. Валерьян Львович совсем перепугался. Он схватил и вертел бокал тонкими сильными пальцами, но над острым подбородком в уголке сжатых узких губ шевелилась, как живая, нескромная улыбка.
Медсестра метала нежные острые взгляды голубых глаз над столом, как воплощение молодой похоти, безразличной к выбору объекта.
Не пугайтесь. Присоветовал Илья и подбросил в кулаке бутылку с приподнявшимся уже и опасно пошаливающим штопором. Не бойтесь немилосердную даму. Полина, это я не тебе. Вот я сейчас вам фокус покажу.
Каля взглянула на бутылку и сквозь оскаленные белые зубы прошипела:
Попробуй
Илья вертел в руке тело бутылки. Яблоки засветились, когда блик от лампы прошёл сквозь стекло, и глаза Ильи тоже сверкнули.
Лётчик искоса посмотрел и отметил, что кулак штафирки крепче, чем можно предположить по его сложению.
Илья без слов поднял бутылку повыше. Шампанское двигалось в бутылке медовым сгустком, как неведомая форма мыслящей жизни.